Связанного беглеца завели в дом. Пока слуга Алкивиада разводил огонь в очаге, молодой аристократ принялся расспрашивать пленника. Тот отвечал суетливо и многословно. Из его объяснений выходило, что он всего лишь гонец, посланный из Олинфа, и должен передать послание какому-то человеку в Терме, но сам совершенно ничего не знает. Его плаксивый голос звучал достаточно искренне, а слова — правдоподобно. Алексей молча сидел в углу, вгрызаясь зубами в черствую краюху хлеба, и наблюдал за действиями Алкивиада.
Молодой аристократ, похоже, решил, что ничего толкового не услышит, и прекратил расспросы. Он стал внимательно осматривать пленника, уделив почему-то большое внимание его коротко стриженным волосам, словно хотел разглядеть что-то на его макушке. Затем пристально взглянул на большой серебряный перстень с резным камнем на пальце гонца. Задумчиво хмыкнул и принялся изучать вещи неудачливого беглеца. У того не обнаружилось ничего особо интересного, лишь кошель с пригоршней медных монет, ломоть вонючего вяленого мяса и ячменная лепешка. Единственным достойным изучения предметом оказался небольшой диптих из двух скрепленных восковых табличек. На нем и было послание.
Алкивиад срезал завязки и положил рядом две дельты. Вчитался в текст, растерянно почесал затылок и с недоверием посмотрел на связанного пленника.
— Ты именно это должен был передать?
— Да, господин! Клянусь Зевсом!
Алкивиад поморщился и подозвал своего слугу. Повинуясь приказу господина, тот извлек из походного узелка свиток папируса. С одной стороны тот был полностью исписан, но Алкивиад перевернул его и начал переписывать текст с захваченного диптиха. Закончив работу, он еще раз перечитал написанное, хмыкнул и бесцеремонно отбросил свиток на земляной пол. Слуга подхватил упавший папирус, обдул его и спрятал назад в мешок.
Алкивиад подсел ближе к очагу и повернул дельты восковым слоем к огню. Пока он возился с табличками, слуга приготовил для него скромный ужин. Все остальные солдаты, наскоро перекусив засохшими лепешками и соленым сыром, повалились спать, постелив на прогнивший пол лошадиные попоны и завернувшись в гиматии. Лишь курчавый курносый юноша, вытянувший неудачный жребий часового, сердито что-то бормотал, пытаясь поудобнее устроиться у очага.
Так и не доев, Алкивиад нетерпеливо подхватил одну из табличек и стал счищать размягчившийся воск коротким ножом. Под слоем воска показались выцарапанные на доске буквы. Алкивиад самодовольно хлопнул себя по колену, сунул табличку слуге, велев очистить ее до конца, и вернулся к еде.