Ехал я к нему в настроении не очень радостном. Я понимал, что командующему фронтом не захочется приостанавливать наступление. Он знал, что мы могли наступать, силы у нас были. Однако это наступление потребовало бы больших жертв, о чем я и доложил командующему фронтом. Н. Ф. Ватутин со вниманием выслушал меня. Потом долго молчал, ходил по комнате. Я знал, что это означает недовольство. Так прошло четверть часа. Для меня это были довольно тяжелые минуты. Потом я услышал, как Н. Ф. Ватутин глубоко вздохнул и сказал усталым голосом:
— Хорошо. Согласен с тобой. Но имей в виду, товарищ Чистяков, если эта группировка, которую противник собрал против тебя, где-то у вас прорвет оборону, хорошего от меня не ждите… — Потом снова молча походил по комнате и добавил: — Ладно. Временно разрешаю перейти к обороне, но это не недели и даже не дни, а часы. Все-таки готовьте войска для наступления.
Н. Ф. Ватутин довольно сухо попрощался со мной, чем еще больше испортил мне настроение. Но что мне оставалось делать? Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Противник продиктовал нам такое решение, и на рожон лезть не хотелось…
Приехал я в штаб, передал приказ начальнику штаба генералу В. А. Пеньковскому, тот — командирам корпусов, и мы стали усиленно готовиться к обороне.
Однако дальше дело пошло хуже.
Противник по неизвестным для нас причинам на всем участке нашей армии не рискнул продолжать наступление. Повсюду была тишина…
К исходу 15 июля мы убедились, что противник окончательно перешел к обороне.
Вечером 15 июля у меня состоялся такой разговор с Н. Ф. Ватутиным.
— Ну, что делает противник? — спросил он у меня.
— Переходит к обороне…
— Но ты же докладывал, что он хочет наступать?!
— Наверное, решил, как и мы, измотать нас.
— Видишь, как получилось. Наверное, не наверное, а полдня потерял. Не давай ему зарыться в землю, наступай поскорее…
Почему же все-таки не пошел на нас противник? Видимо, узнал, что у нас собраны тут сильные части, почувствовал угрозу окружения своей группировки в районе Яковлева, которая вклинилась на тридцать — тридцать пять километров, достигнув этого ценой огромных жертв в живой силе и технике. Противнику, понятно, очень хотелось расширить этот клин, но не было у него больше резервов.
В ночь на 18 июля гитлеровцы, прикрываясь сильными заслонами, начали отход в южном направлении. Войска нашей армии с боями продвигались вперед и вперед. При подходе к рубежу, который немецко-фашистские войска занимали до начала наступления, я приказал форсировать движение и на плечах отходящего противника ворваться на его передний край, чтобы не дать ему возможности восстановить систему огня.