Я уже ничему не удивлялся, как давеча в кабинете у Эльдара. Все было ясно и понятно. Да и хрен бы с ним со всем. С сомнением посмотрев на полную – с горкой – кружку, я не решился поднять ее со стола, опасаясь расплескать, и осторожно потянул через край. Могли бы и трубочку дать, сволочи. Краем глаза я видел, что бармен смотрит на меня, отвесив челюсть. Пошел он…
Я намеревался, пока меня не выперли из бара, подумать о том, как жить дальше – но, обнаружив в голове вместо мыслей гудящую пустоту, махнул рукой. Утро вечера мудренее… все будет хорошо… когда-нибудь. Верно, приятель?
Всё же, по мере того как водка проникала в кровь, я ощущал некоторое пробуждение, казалось бы, безнадежно угасших чувств – словно мое сознание с трудом подкручивало закисшие регулировочные винты, наводя прицел на резкость (спирт в этом процессе, без сомнения, выполнял роль смазки). Постепенно приходя в себя, я внезапно осознал, что мой телефон периодически попискивает – причем делает это давно, просто находясь вне зоны моего восприятия. Я без особенного интереса глянул на экран. Оказывается, это все были сообщения от Эльзы, которая, признаюсь, уже успела выпасть из моей головы.
Много, много сообщений. Некоторые короткие, вроде «вернись», «ну прости» и так далее. Другие безграмотно многословные (Эля кое-как освоила орфографию, но синтаксисом пренебрегала принципиально): «обещаю я успокоилась просто побудь рядом» и даже «я не виновата что в тебя влюбилась так сильно не хочу без тебя жить Зай». С ленивым удивлением я отметил, что стал свидетелем невероятного события: Эльза никогда и не перед кем не извинялась. Тем более – перед всякими червяками вроде меня. Я вдруг почувствовал ухарскую гордость, совершенно позабыв, что десять минут назад корил себя до такой степени, что сам был готов ползти к ее ногам и вымаливать прощение. Ну уж, дудки. Пусть мучается одна. Больше я в эту пасть палец не суну…
Но спустя всего полкружки, оказавшись на улице (проклятая официантка так и не дала мне допить: она выползла в зал со шваброй и стала хищно вокруг меня кружить, чуть ли не подталкивая к выходу тряпкой), я был настроен уже более продуктивно. Сделаю хоть одно достойное дело, думал я – помирюсь с Элей. Она хорошая все же, хоть и нервная… ну и ладно, с кем не бывает. Для девушки нервы не порок. К тому же, в приступе расчетливого благоразумия я дошел до того, что последние деньги выменял на недопитую кружку водки, и вдобавок упустил момент, когда у сучки Людмилы еще можно было потребовать сдачу. Выбирая между двухчасовой прогулкой под дождем к своему дому и ночлегом рядом с обжигающей Эльзой, я, поломавшись неведомо перед кем, предпочел второе. Но пусть страдает и дальше! – с пьяной решительностью заявил я сам себе. Я и не подумаю отвечать на ее слезливые послания, пусть мучается в неизвестности, пока я иду к ней…