Между тем гнев и все ему сопутствующие эмоции понемногу отпускали Веру. Ей больше не хотелось ругаться, спорить, доказывать. Будто она так тщательно рассматривала картину, как вдруг заметила загадочную деталь, без которой смысл произведения был неясен или же воспринимался иначе.
Но теперь она чувствовала тупое отчаяние сдавшегося человека. О да, она сдалась, сдалась тому, кого так сильно презирала и кому так страстно желала отомстить. И на что ее хватило? На маленький, молниеносный скандал посреди проспекта? Она ведь ничего не добилась, не удовлетворилась. В итоге сама попалась в сети, которые плела для жертвы, да еще и покорилась. Замечательно!
– Останови здесь. Там дальше не проедешь.
– А далеко тебе идти будет?
– Ты, конечно, уже и забыл все.
Она все же дала ему адрес дома, в котором они жили. Никита знал, что это дом ее, Вериной, матери всегда, но за долгие годы отсутствия фотографическая память начала ему изменять.
– Да… забыл… – Виновато признал он, выглядывая из окна на улицу. Он не стал задумываться над ее словами, хотя и было странно, откуда Катя осведомлена об их с Верой жизни. Может быть, они с матерью в таких тесных отношениях, что у них почти нет никаких запретных тем для разговоров? Что ж, это хорошо (и отчасти плохо), что она так много знает о своем отце…
– Я пойду, – сказала она натянуто и с небольшой неохотой в голосе, которой сама удивилась. Вера открыла дверь, но нарочно медлила, дожидаясь его действий.
Никита все колебался, и необъяснимый страх сдерживал его. Но, когда она уже переступила через дверь машины, он быстро схватил ее за руку, надеясь, что не грубо, и сказал:
– Катя.
– Что?
– Как там… – И он осекся, все не решаясь.
– Кто? – Она пытливо смотрела ему в глаза, а ее собственное сердце бешено колотилось.
– Мама, – выдавил он, и ему словно стало легче, потому что язык его сразу же развязался. – Как она? С ней все хорошо? Она не болеет?
Вера дрожала, вглядываясь в это лицо как будто впервые. Время его не обидело, с горькой усмешкой подумала она, отводя взор в сторону. А морщинки в уголках глаз у него были и по молодости – такая вот особенность. Она заметила в рыжих волосах проблески седины, но и это было украшением его столь необычной внешности, так что вряд ли это можно считать ударом зрелости. Все в нем было гармонично и очаровательно, что ей стало даже обидно. Ведь она с годами не молодела и уж тем более не становилась красивее. И откуда такая несправедливость?
Она дернула рукой так, чтобы он убрал свою руку, и проворчала:
– Какое это имеет значение…