– И как? – Матвей улыбался, на правой щеке его углубилась ямочка.
Вера закивала: говорить она не могла.
– Оно и ясно, – он щелкнул пальцами, но когда ожидаемого им результата не последовало, он окликнул официанта. Тот явился уже с естественным выражением лица, без тени фальшивой вежливости – удрученным, сердитым. – Подлей вина.
На челюстях официанта заиграли желваки.
После того, как бедняга исполнил прихоть Матвея, он снова отослал его, но уже без высокомерной надменности, а даже с сочувствующей улыбкой, скользнувшей на его лице – Вера заметила.
– Зачем ты так с ним? – Тихо спросила Вера. – Если ты по статусу выше него, это не дает тебе права так издеваться над ним.
Матвей молча смотрел в окно – кажется, светало.
– Пей, – буркнул юноша, не отрывая глаз от окна.
И Вера, полностью отринув ум, выпила.
Следующего вызова официанта не было. Тогда Вера с облегчением убедилась, что сердце у него все-таки есть.
Они пили, и Вера, кажется, пила дальше больше, чем Матвей. Кровь ее закипела, щеки заалели, а настроение поразительно изменилось: она даже смотрела на все вокруг так, словно видела это впервые и считала даже скатерть на столе чем-то необычным и прекрасным. В ней проснулась энергия, доселе в ней не пробуждавшаяся, которая толкала ее к неопределенным действиям, к жизни – новой, полной волнующих событий и приключений.
Вера была пьяна.
В ней пробудилась так же и смелость, благодаря которой она смогла внимательнее приглядеться к Матвею.
Хоть глаза ее уже застлала легкая дымка, она все еще могла видеть его густые каштановые волосы, высокий лоб, острые скулы и подбородок, и глаза самого обычного карего цвета. Не было в нем ничего примечательного, что могло зацепить, врезаться в память. И все же он излучал такую мощную энергию одним лишь пристальным взглядом.
«Да, – задумалась Вера, подперев щеку кулаком и продолжая разглядывать парня, – Катьку бы он с ума свел. В миг бы забыла своего этого… а как его звали вообще?».
«Да он бы любую девчонку с ума свел, наверное», – продолжала Вера рассуждать про себя, – «но я бы такого сына не хотела. Уж больно норовистый, прямо как… Катя».
Это стоит признать честно, но мысли о Кате всегда угнетали Веру. И сейчас, даже нетрезвую, они приводили в уныние. Уж лучше полюбоваться мальчишкой, чем думать об ужасных отношениях с дочерью, которая не то что не любила, так даже самым малым уважением не обделила родную мать.
– Так странно, – голос у Матвея, как обычно, вкрадчивый, лился густой струйкой с его опьяневших уст, – у тебя постоянно меняется выражение лица.