Я раз лег позже, два. Ничего не произошло. Тогда я поменял день с ночью, полюбил тишину и заоконную темень, привык кормить вечно голодных птиц на рассвете. И снова ничего не произошло.
Чем старше я становился, тем меньше понимал, зачем нужно следовать маминым указаниям. Ее слова виделись мне карточным домиком: стоило разувериться в чем-то одном, как замок рассыпался полностью.
– Не злоупотребляй, – говорила она.
Женщина, которая всегда писала свои жуткие картины до утра и едва просыпалась, когда я возвращался со школы. Женщина, которая замолкала посреди беседы, а потом вдруг сонно смотрела на меня и не могла вспомнить сути разговора. Неужели она думала, что я никогда не замечу, не догадаюсь, что виной тому вовсе не забывчивость или загадочная болезнь.
– Не выходи надолго, – велела она.
– А иначе что? – хотел бы ответить я. – Что случится, если я буду выходить надолго? То же самое, что с режимом, – ничего?
Мама говорила, что дом здесь. А там отпуск, который не может продолжаться вечно. Так мама это называла. «Отпуск».
Ей было сложно объяснить ребенку, почему он иногда мог выключить «здесь» и уйти туда, где времени нет, а людские законы не действуют. Там он был спокоен, счастлив и никому ничего не должен. Мир гармонии. Мир мечты. Именно таким по убеждению матери должен был быть идеальный отпуск. Но, как бы прекрасен он ни был, после всегда нужно возвращаться домой. Таковы правила.
Сначала я действительно выходил ненадолго, а по возвращению ловил на себе пристальный мамин взгляд. Она наблюдала за мной, за тем, как я соблюдал правила, которыми пренебрегала она сама.
Когда мама ушла насовсем, я ничуть не удивился. Она бросила меня и, наверное, сразу же забыла о моем существовании. Я пожег картины, будто следившие за мной вместо нее. И дал себе волю. Чем больше я выходил, тем чаще хотелось. Мои отлучки удлинялись, и с каждым разом я со все большим трудом заставлял себя вернуться. Человеческие «надо» и «должен» раздражали меня, и я переставал понимать, зачем мне быть здесь, зачем быть человеком, если есть альтернатива.
– Вы меня слушаете, студент? – женщина средних лет постучала ручкой по столу.
Мужчина в лоснящемся пиджаке, сидевший рядом с ней, чесал щетинистый подбородок и со скучающим видом смотрел на меня.
«Так. И какой же это момент?» – судорожно пытался припомнить я.
Что-то такое было, давным-давно, будто сотни лет назад. Это событие маленькой птицей порхало в памяти, не давая себя поймать и вспомнить.
– Если вы не сдадите сейчас, дальше уже только отчисление. Вы это осознаете? – женщина посмотрела на меня исподлобья. Пристально, холодно. Но до мамы ей было далеко.