Я облегченно вздохнул, готовый рассыпаться в благодарностях перед этой строгой преподавательницей. Вот оно. То, с чем мне не хотелось разбираться раньше. То, от чего я с охотой сбежал «в отпуск».
Беды, как известно, существа стадные, потому, стоило лишь прокрасться одной, они стали приходить ко мне без стука нескончаемой вереницей, как к себе домой. Моя жизнь стремительно рушилась, я падал в бездну, а уцепиться было не за что.
Люди любят говорить, что время лечит. По сути, со временем воспоминания просто размываются, а боль притупляется. Если долго носить боль в себе, она не пропадет, но остынет и перестанет жечься. А я при рождении получил чит-код, мне не нужно было терпеть, достаточно было просто уйти. Я тщательно оберегал свой покой, а потому чуть что – бежал с корабля. Тяготы жизни за мной в мир гармонии пролезть не могли, а потому не могли и навредить мне. А затем я возвращался в ту же минуту своей жизни, насытившийся и нагулявшийся, и с трудом мог припомнить, что же меня спугнуло.
– Разве может быть человеку настолько плевать на свое будущее? – донеслось до меня.
Я усмехнулся. Эта проблема была далеко не самой серьезной в моей копилке. Кому есть дело до образования, если вокруг – пепелище. Я встал и пошел прочь. Женщина говорила еще что-то, лицо ее коллеги, кажется, впервые озарилось любопытством. Но я уже не слушал. До меня вдруг дошло, от чего предостерегала меня мать. Мир гармонии вовсе не был безобидной придумкой: он был реален и прожорлив, он не умел создавать живое и с радостью крал чужие души. Я думал, что у меня было право выбора, что я сам решал, где мне быть и как долго, что я, если бы захотел, мог бы никогда больше туда не выходить. Но, на самом деле, он бы не отпустил меня.
Чем больше времени я проводил там, тем скорее терял интерес к миру, в котором родился. И, задетый моим предательством, родной мир отторгал меня. Он отбирал свои дары один за другим, готовясь выгнать неблагодарного сына из своих владений.
«Не злоупотребляй», – звучал мамин голос в моей голове.
Она поняла все давным-давно и пыталась предостеречь. Она не бросала меня добровольно, просто однажды прожорливый мирок не отпустил ее домой. Вечный отпуск. Предел мечтаний, верно?
«Не выходи надолго!»
Ее голос молил. Почему-то в детстве он никогда не слышался мне таким беспомощным.
– Прости, мама. Поздно, – прошептал я, прежде чем добровольно шагнуть в бездну. И раствориться в ней. Навсегда.