Он где-то глубоко-глубоко под водой, под землей и под этим снегом. Где-то совсем не здесь. И там, на глубине, спокойно.
Мутный взор фиксирует расплывчатые кадры. В них слишком много эмоций. Неприятное эхо режет слух. Пронзительно что-то визжит. Кто-то.
Там уже толпа, через нее надо пробраться. Надо тоже ухватить что-нибудь. И жевать, раздирать, грызть. Мазать пальцы красным и густым. Лишь бы не выныривать оттуда, где он есть.
Это очень странно – одновременно быть и не быть. Сон наяву.
Иногда он вдруг вспышкой, тенью появляется. Ощущается. Тогда вспоминает лицо. Улыбающееся, красивое. Женское. Очень четкое. И почему-то становится нестерпимо больно. Он сразу ныряет обратно, а оно, его тело, рычит, хрипит, воет. Оно раздражается, бежит, пока где-то не послышится неприятный слуху крик. Пока не образуется голодная толпа, куда он нетерпеливо пробирается, вновь раздирает и ест. Жадный, потерянный, безумный.
Но та, с красивой улыбкой, преследует его. Он все чаще выныривает и вспоминает ее, и его бесчувственное тело взвывает от вспышки боли – не физической, другой. Теперь и оно тоже не может забыть ее. Оно воет, носится и жрет, быстрее и быстрее, лишь бы он не выныривал. Его тело в отчаянии, оно не знает, что она такое и почему из-за нее все так болит.
Но держаться на глубине сложно. Он вновь выныривает, падает и хрипит. Улицы, лица, вопли, кряхтение, грязь и сугробы несутся через него, а он несется через них. Больше тело не ест, только мечется и ищет. Бессознательно и тупо.
Нужно найти ее. Найти, чтобы перестало болеть и гудеть, так нестерпимо мучить. Он воет, долго-долго. А потом уже не может и только хрипит.
Поворачивает куда-то и вновь выныривает, и гудит внутри, наполняя тело болью. Тело бежит быстрее, оно измучено, оно очень хочет найти. Оно чувствует, что где-то тут.
Рядом пустая дорога. Большая машина останавливается. Там много тех, кто умеет кричать и кого можно рвать, грызть, жевать. Но боль сильнее, чем этот инстинкт. Кто-то выпрыгивает из машины и целится. Что-то резко прошибает плечо. Тело машинально останавливается, но не чувствует. И снова делает шаг.
Все не важно. Нужно двигаться дальше. Скорее! Гул оглушает, а боль все сильнее. Автобусная остановка. Тут!
Он вваливается туда, едва не падая. И вот, наконец, он видит ее! Видит! Она тоже замечает его и улыбается ему. Он выныривает, совсем выныривает, и вспоминает
Он видел ее последней. Она улыбнулась ему и тогда, когда он раненый пришел сюда. Он умирал на ее глазах. И ее улыбка проводила его. Он закрыл глаза, исчез. Почти бесследно исчез. Но ее улыбка все еще держит его. И мучает его безумное тело.