– Здравствуйте. – прозвучал негромкий спокойный голос. Мы остановились и развернулись в сторону говорящего.
Он был одет по католическому образцу, строгий и черный, высокий, так, что немного возвышался над нами всеми. Худой, но с широкими плечами, на которые падали длинные рыжие волосы, золотящиеся в солнечном свете. Его сдержанный наряд настолько контрастировал с яркими волосами и с изумрудным цветом собора, что казался совершенно неуместным.
– Проходите, – мотнул головой священник, отчего его волосы взметнулись и вновь опали на плечи.
Он посмотрел на наши растерянные физиономии, ухмыльнулся, но ничего не сказал, а, развернувшись, скрылся внутри.
– Идите, идите, – Зайка подтолкнула меня в спину. Мы нерешительно оглянулись на нее и потянулись ко входу.
Я заходила последней и тут поняла, что она и не собирается следовать за нами.
– Зайка?
Она помотала головой, усмехнулась, и сделала такое движение ладонями, точно толкает что-то вперед. В ту же секунду двери собора захлопнулись, наподдав мне по спине, и я оказалась в кромешной темноте.
Полная темнота. Ни звука – шарканья ног, шелеста дыхания – ничего нет.
– Эй, кто-нибудь!
В ответ я не услышала даже эхо, голос утонул в темноте.
Я шагнула назад, пытаясь найти какую-нибудь точку отсчета, хотя бы в виде двери, но за спиной была такая же пустота, как и справа и слева. Тогда я села на корточки и провела рукой по полу. Под ладонью был холодный, чуть влажный шершавый камень.
Не желая снова провалиться неизвестно куда, я опустилась на колени и медленно поползла.
Пол все длился и длился, а стены все не было и не было, словно я ползла по ленте Мебиуса. Казалось, из всего мира остались только я и этот холодный камень под моей рукой. Наконец я решила подняться, но стоило мне оторвать руку от пола, как кто-то схватил меня за нее.
Наверное, я закричала, не знаю, чернота вновь поглотила все звуки.
Я почувствовала, как кто-то тянет меня, настойчивей и настойчивей. Может стоит положиться на эту руку? Я вскочила с колен и побежала туда, куда тянули, вперед! Рывок – и я вываливаюсь из черной душащей темноты на белые простыни.
Холодный сырой воздух ударяет в лицо. В нем запах дождя и красота целого мира. Он пронзает словно ножом, заставляя невероятно остро почувствовать жизнь.
Я пытаюсь дышать, хочу надышаться на десять лет вперед, этим холодным, свежим, влажным, упоительным воздухом.
Сырость пробирается через тонкую одежду, и вот это ощущение холода говорит – ты жива! Жива, дышишь, существуешь, живешь!
Вскидываю голову, и вляпываюсь глазами в ошарашенное лицо Димитрия.