– Я настаиваю, выпустите меня, пожалуйста! – и, поднявшись на ноги, поправила прилипшие к лицу её волосы. Адель глядела на неё нежно и печально, и маленькая аккуратная слеза сверкнула в глазу её, но быстро скрылась из виду. Адель всё смотрела и смотрела на Александру, не двигаясь и, конечно, не произнося ни звука, а в душе княжны в это самое время только возрастало и поднималось невидимой стеною негодование, яростно отражаясь в чёрных глазах её. Хоть Александра была ниже Адель и глядела на неё снизу в верх, графиня отступала теперь под натиском наступающей княжны и была, казалось, весьма испугана.
– Алекс, – заговорил тихо Джон, – пожалуйста, оставь Адель, не она тебя здесь удерживает.
Александра замерла на мгновение, но после развернулась резко к Джону и меленными шагами пошла к нему.
– Я доверяла тебе, Мортимер, думала, ты поможешь мне, поддержишь, а ты…ты предал меня! Ты заодно с этими …революционерами, да? Они там погибают! А я…
– Алекс, ты ничем им не можешь помочь, – вымолвил только Джон, всё так же мягко глядя на неё, но в глазах княжны отразилась ещё большая, совсем неистовая ярость, она сделала несколько решительных, больших шагов к Джону, но вдруг лицо её расслабилось, она закрыла глаза и без чувств упала на руки взволнованного теперь гораздо больше герцога.
Действительно в эту ночь сделалась с Александрой горячка. Оценив состояние княжны, доктор Стоунберг нахмурено взглянул на Джона и только вздохнул, пожимая плечами.
– Он сказал, что у неё сильное эмоциональное потрясение, – прошептал Джон графине, которая сидела, не шевелясь, уже несколько десятков минут. – она не хотела тебя ничем задеть, просто она…– но Адель и сама понимала, что такое не переживают спокойно, поэтому только покачала головой и положила горячую ладонь на плечо Джона.
Ночью Александра бредила. Несмотря на то, что доктор Стоунберг настоятельно не советовал Джону заходить к больной, потому как в её состоянии непонятно, как отреагирует она, если проснётся и увидит герцога в своей комнате, Джон просто не мог оставаться в своих покоях, где был слышен каждый стон княжны, каждое слово, ею пророненное. Джон заходил к Александре несколько раз, и каждый раз княжна немного успокаивалась, чувствуя будто его присутствие. В бреду Александра металась по кровати, выкрикивала имена. Она звала, то отца, то брата, то Владимира, но, видимо, даже во сне никто не отвечал ей, и она плакала, хватала руками и зажимала в кулаки измятую уже и свернувшуюся простыню.
Уже светало, когда Джон вновь зашёл в спальню к Александре, откуда доносились душераздирающие звуки. Княжна лежала на кровати, полураскрывшись, раскинув широко руки свои. Джон стоял долго над кроватью как всегда ожидая, чего-то, и вдруг Александра действительно утихла, но не так, как всегда, она вообще перестала шевелиться и воспроизводить звуки. Джон смотрел на неё, не отводя глаз, и странная тревога сжала сердце его. Он подошёл поближе к кровати и склонился над телом княжны, чтобы понять дышит ли она, однако только он наклонился, Александра раскрыла глаза свои и от неожиданности болезненно охнула и вжалась глубже в кровать. Джон тоже немного отдёрнулся и распрямился.