– Прости, прости, я уже ухожу, – тихо произнёс он, разворачиваясь к двери, но Александра вдруг резко рванулась вперёд, схватила его за руку и каким-то испуганным, несвойственным совсем ей голосом проговорила.
– Нет-нет-нет-нет, Джон, останься, пожалуйста, останься хоть ты, – и, не отводя взгляда, смотрела на герцога, пока тот, опомнившись, не сел на кровать рядом с нею. Тогда Александра закрыла глаза, но даже из-под опущенных ресниц было видно, что девушка плачет. Да, она плакала, но не произносила при этом ни единого звука. Джон сидел рядом с Александрой без сна, однако вскоре грёзы стали одолевать его, и он, не отпуская руку княжны, упал на кровати и забылся глубоким сном.
В восьмом часу утра Джон был разбужен шуршаньем бумаги, скрипом шкафов и разными другими неизбежными звуками. Открыв глаза, он тут же увидел Александру, которая, еле держась на ногах, что-то искала в комнате, и, видимо, устойчиво не могла найти. Княжну знобило и потрясывало, но она, не сдаваясь, рылась в ящичках письменного стола.
– Алекс, – проговорил заспанным голосом Джон, поднимаясь, – ты больна, тебе нельзя вставать.
– Мне нужно, мне нужно… написать…они же, – говорила Александра, глубоко и прерывисто дыша, – Надо написать, это же…
– Алекс, ну куда ты напишешь, а, ну куда? Ложись, пожалуйста, я сейчас позову доктора.
– Нет, нет, ты не понимаешь, мне нужно написать, мне нужно… – Александра вновь будто бы начинала бредить и метаться по комнате, но тут она остановилась напротив герцога и поняла на него свои безутешные глаза, – Они все умерли, Джон, все умерли! – и, заплакав, упала на грудь Джона, который долго и, впрочем, безрезультатно утешал её, пытаясь как-то привести княжну в себя после перенесённой потери.
Шло время. Минуты, проносясь аллюром, вливались в длинные часы, дни и уходили в прошлое, безвозвратно далёкое и пустое. Александра, оставаясь в Хэмпшире, увядала и теряла влечение к жизни поминутно, и никто в особняке не знал, как помочь ей, как хоть чуть-чуть облегчить её невыносимо мучительные будни. Был только один человек, понимавший состояние княжны и способный её поддержать – Адель. Только её присутствие не тяготило княжну, и только с нею Александра могла находиться в одном помещении более нескольких минут. Адель умела слушать, и хоть княжна ничего не говорила, казалось, она прислушивалась к каждому её вздоху и стону и знала, как тяжело княжне сейчас. Она приносила Александре чай, играла для неё на рояле, и княжна забывалась и даже печально улыбалась иногда.
Адель была умна и внимательна и среди неразберихи, поселившейся в доме, только она замечала, что вместе с Александрой мучается и Джон, который, страстно желая помочь, не имеет возможности этого сделать. Герцог теперь мало виделся с Александрой, она, казалось, не подпускала его близко, закрываясь каким-то внутренним барьером, зато всё свободное время Джон стал проводить с отцом, состояние которого улучшалось стремительно.