Болезнь сильно изменила старого герцога. Он похудел и помолодел в лице, стал мягче и нежнее по отношению к сыну, будто бы что-то решилось во время его болезни, будто мнимая вина Джона была искуплена, и он мог снова беспрепятственно любить своего сына. Джон был увлечён заботой об отце, однако каждый раз проходя мимо комнаты княжны, он останавливался около двери в надежде услышать её голос или же увидеть её силуэт хоть краем глаза, а войти внутрь не решался, боясь потревожить покой девушки, а может, подсознательно просто не желая быть отвергнутым. Так, скрываясь в собственном доме, Джон провёл неделю, но после, сидя утром в своей комнате, он услышал, что Алекс в спальне скоро шепчет что-то, и прильнул ухом к стене. Он услышал слова и понял, что это была молитва. Александра молилась за свою семью: за погибших мужчин и оставшихся в изоляции женщин, она долго шептала слова молитвы, иногда прерываясь и с трудом сглатывая слюну, но каждый раз продолжала вновь.
«Вот оно, – подумал Джон, – здесь она никогда не оставит попыток сбежать, а если и оставит, то потеряет или здоровье, или рассудок. Так нельзя! Княжна – тонкая, светлая душа, ищущая лишь счастия, и кем буду я, если не помогу ей? Я безумно хочу ей помочь, и я обещал Владимиру, а теперь пришло время сдержать данное мною слово» – так подумал герцог и, наскоро одевшись, выскочил из особняка и торопливо сел в поданный ему только транспорт, который Александра жадно провожала глазами, глядя на него из большого окна своей просторной, светлой комнаты. Вскоре автомобиль скрылся из поля зрения княжны, и она мертвенно спокойно села на кровати, обняв колени руками и положив на них подрагивающий подбородок; по своему обыкновению в последнее время она развернула помятое совсем письмо от Владимира и принялась перечитывать его. Нет, она уже не читала, она запомнила всё письмо наизусть, а теперь только глазами перебегала от буквы к букве и тихо шептала рвущие сердце слова.
«Живи, mon amour, живи и оставайся с Богом». Строчка, неразборчиво и криво написанная князем, прокручивалась теперь в голове Александры, раз за разом сильнее рассекая рану на болезненно стучащем сердце княжны. «Как могу я жить теперь, когда незачем мне? Для чего мне жить?» Александра сидела, молча глядя в помятый листок и прокручивая на тонком пальце белое кольцо, снимая его и надевая вновь, когда услышала позади себя слабое прерывистое дыхание и нехотя повернула голову. Позади девушки стояла Адель и взволновано глядела на неё. Поймав взгляд княжны, графиня подошла легко к Алекс и аккуратно вытащила письмо Владимира из рук её. Сложив лист, она положила его на тумбу рядом, а сама устремила проникновенный взор свой на Александру.