– Я не могу, не могу прекратить читать его, – изрекла, наконец, княжна, – это всё, что у меня осталось от… от него, – но Адель только покачала отрицательно головой и дотронулась своей рукой до сердца Алекс и сделала это так трогательно и искренне, что Александра только обняла её и долго не могла отпустить.
Через четыре часа из своей незапланированной поездки вернулся Джон. Не останавливаясь, он шёл по особняку и только перед комнатой княжны он затормозил, но лишь на мгновение, а после стукнул тихо по двери и вошёл. Александра сидела в своей обычной скованной позе на кровати, а у другой стены за фортепиано сидела Адель и что-то тихо, ненавязчиво играла. Увидев герцога, она моментально прекратила играть, а поймав взгляд его поднялась со стула и медленно покинула комнату.
– Так нельзя, – начал Джон, – ты не можешь так жить, Алекс, я уверен в этом, – Александра перевела свои тусклые глаза на герцога, не понимая в полной мере, зачем тот пришёл, – так нельзя, – повторил Джон и подошёл ближе к княжне, – я не могу смотреть, как ты мучаешься. Смотреть не могу, как и ничего не могу для тебя сделать, ничего, кроме одного: тебе нужны близкие люди, они тебе необходимы, – Джон достал из кармана пиджака большой глянцевый билет и протянул его Александре, – я уверен, что так будет лучше, я хочу, чтобы тебе было лучше, и я всё для этого сделаю, я сделаю всё для тебя, – закончил герцог, как-то пристыженно посмотрел на Александру и, споткнувшись, вышел из комнаты.
«Джон великолепный человек, Александра, он прекрасный человек, а ещё, он любит тебя, я знаю, искренне любит и сделает что угодно ради тебя». Вновь промелькнула в голове Александры строчка из письма. «Джон любит меня? – подумала Алекс и почему-то ужаснулась этой мысли, – нет-нет, быть не может, не должно быть!» – отрезала она и впервые взглянула на протянутый ей билет.
Глава семнадцатая.
Пароход из Саутгемптона в Нью-Йорк отходил каждую субботу в пять утра, а двадцать седьмого июля на причале кроме прочих пассажиров парохода стояли Александра и Джон, который поехал сопроводить Алекс до причала и проститься с нею, как он подозревал, навсегда.
Пять утра. Солнышко только показалось на своде и стало лениво подниматься по небу, освещая постепенно заспанный прибрежный город и беспокойное холодное море, плещущееся здесь же. Лучи солнца, распространяющиеся по земле, играли в волосах княжны, превращая их в чистое, красивейшее золото. Алекс стояла беспокойно, поглядывая на огромный серый «Олимпик», пошатывающийся тяжело на волнах.
Спустили трапы. Александра вздрогнула всем телом своим, выходя из мыслей о матери, доме и предстоящем пути, в которые она была погружена всю дорогу в порт.