– Я думал, они уничтожили всё.
Пегас посмотрел на картины равнодушно.
– Нельзя здесь долго оставаться.
– Боже… что у тебя с крылом? – прежде темнота скрывала многое, но Кира не думал, что настолько. Пегас дёрнулся пренебрежительно и раздраженно, как делал каждый раз, стоило заговорить о нём.
– Сломал. Когда с моста падали.
– Ты укрыл меня крылом и…?!
– Заживёт, – он спрятал раненное крыло за спину. Кира встал – на это у него было достаточно сил – стянул со своих плеч флаг. Конечно, Пегас ничем не проявил это, ни взглядом, ни словом, но юноша был уверен – всё он чувствует. Просто не считает свою боль важной.
– Сядь.
– Кира.
– Я сказал. Сядь.
Кира сделал из ткани жгут – не лучший вариант, но он отдал на это всё своё тепло – и начал вспоминать, чему его учил Ник и другие врачи-товарищи. Пегас терпел заботу сквозь зубы: он, конечно, предпочёл бы потратить время на что-нибудь другое, но это было важно для Киры. Важнее всего.
– Мы должны идти. Нужно идти. Нужно идти, Кира.
– Все эти картины… почему их не уничтожили?
– Кх. Попробуй, уничтожь всё.
Да. Конечно. Заставить человека перестать творить всё равно, что запретить ему любить. На тёмных стенах тоннеля забрезжили капли цвета.
– Я недавно девушку встретил…
– О, поздравляю.
– Да иди ты… она не понимала, почему мы вообще боремся. Лепила фигурки из глины, но никто её не трогал.
– Таких много, – Пегас попытался выпутать крыло, но Кира держал его с непоколебимым желанием заботиться, – они просто не понимают.
– Но они – часть нас. На них нужно влиять… тоже?
– Война всех изменяет, Кира. А кого не меняет – губит.
Но Кира не мог согласиться. Что-то в этом было не то. На его пути постоянно попадались люди, которые точно знали, как и что, но он не мог вот так запросто взять и поверить им, как минимум, потому что все говорили разное. Кира мало что понимал. Сейчас он знал одно, и мысль в его голове была одна, и она не сходилась с мнением Пегаса – вот хоть убей. Чем дольше они находились в окружении вещей, которые невозможно уничтожить, тем ярче эта мысль расцветала на мертвых стенах и окутывала вьюном тёмный вход в тоннель.
– Что, если дальше ничего нет?
Не нужно было пояснять – думали они сейчас точно об одном.
– Сделаем, что сможем. Умрём, если потребуется.
– Позволишь мне умереть?
Это кольнуло, остро, больно, но коротко. Он бы Пегасу не позволил, конечно. Но для Пегаса их близость ничего не значила.
– Это будет не напрасно. Ради искусства, Кира. Ради того, чтобы они не смели отбирать его у…
– Разве можно его отобрать? Или забрать право любить, кого хочешь? Или рождаться тем, кем родился? Или выбирать, во что веришь?