– Даа-аа…, – протянул я, не найдя больше никаких слов. – А ты за что мне это все рассказал?
– Андрей, ты, когда напьёшься, ты такой навязчивый! – совершенно неожиданно для меня сказал Васильич, с особым напором на последнем слове. – Тебе бы покойников лечить.
– Это как? – снова не понял я.
– Да так! Я бы сказал ты мёртвого «достанешь». Но так как я не верю в воскрешение, я говорю – не повезло тому, кто не успел умереть. Если ты рядом.
– Чё-ё? – моя самооценка упала до этого самого «чё», и я замолчал. Молчал я угрюмо, но в темноте все равно не было видно.
– Если бы Электрощит был Жориком, как ты утверждаешь, – продолжал Васильич,– я был бы балетными трусиками.
– Да они без трусов танцуют, – предположил я, вспоминая кадры из телевизора.
– Тогда билетов бы было не достать, – отрезал Васильич жёстко. – Я – не они, а Электрощит не Жорик. И не электрик, который лампочки меняет. Он какой-то спецназовец, котик или берет. Знаешь, как он их замочил?! Болта в шею, перебил позвоночный столб. Башка на одной коже болталась, когда мы его тащили. Я все боялся, что отвалится. Остальных одинаково в грудь, в одно и то же место, чуть левее грудины. Расстрелял как в тире, а бил-то с разных углов.
Обратный путь до скамейки мы проделали молча. У меня вертелась в голове мысль, что Электрощит и Жора – это два разных человека. Но делиться этой мыслью с Васильичем я не стал, боясь стать чьими-то трусиками.
Васильич предложил выпить. Я категорически отказался с ним пить. Принципиально и навсегда. Я привык к уважительному отношению к себе со стороны окружающих. И, вообще, никогда и никого за язык не тяну, как и за другие выступающие органы. Он взбеленился, видимо, обиделся за свой язык. Мы чуть не подрались. Потом допили бутылку.
А потом я вспомнил про ружье, которое должно было лежать под кроватью. Действительно, там оказалась охотничья двустволка. «Та самая», – признал Васильич. А ещё оттуда мы прихватили две коробки с патронами. Там были ещё. Но больше мы не унесли. Коробки были большие, а в них лежали маленькие зелёные коробочки. А вот в маленьких уже лежали патроны.
– Давай по бутылкам, – предложил Васильич.
– Нет. Не будем засорять территорию, – отказался я. – Дай я попробую за раз убить четверых.
И следственный эксперимент начался. Два первых выстрела – без проблем. Их можно сделать почти одновременно. А потом перезарядка: ружье надо переломить, инжектор выплёвывает пустые гильзы, вставляешь вместо них приготовленные патроны, выпрямляешь ствол и бабах. Это напоминало разборку автомата Калашникова в школе на время – движения должны быть отточены до миллиметра. Конечно, можно тренироваться и на пустых гильзах, но тогда праздника бы не было. Я заметил, что у Кукушкина получается лучше. Я экспериментировал, держал два запасных патрона, то в правой руке, то в левой, то по одному в каждой, то в зубах. А Кукушкин как будто изначально знал, как надо.