Когда мы расстреляли все патроны, в небе уже отметился рассвет, а в воздухе приятно пахло порохом. Я ещё раз удостоверился, что целых патронов не осталось, закинул ружье за плечо и крайне миролюбиво спросил у Васильича:
– А это не ты их укокошил? Может Электрощит – это ты?
Но ответить Васильич не успел. Я перехватил его взгляд, полный ужаса. Взгляд смотрел на прожектора. Они прогорели всю ночь, и теперь напоминали фонарики, у которых кончились батарейки. Интеллигентно матюгаясь, как может только он, Васильич полез вниз и затих. Видно подустал старик за ночь ругаться.
Я рассматривал стрельбище вокруг лавочки, попинывая картонные гильзы. «Сейчас придёт Жора… или Электрощит… или оба… Что я ему (или им?) скажу», – единственная мысль путалась в голове. Когда вернулся Васильич, погасив «фонарики», я озвучил мысль вслух.
– Ну, мне пора, – сразу засобирался Васильич, – не говори ему, что я приходил. Он меня недолюбливает.
– Ещё бы, – подумал я вслух.
– Да, приберись тут и придумай достоверный отмаз, – сказал он, обернувшись. – Думаю, кроме Щита, тут много народа появится: участковый Федотов, председатель сельсовета, председатель лесхоза, какие-нибудь охотоведы (я предупрежу Таволгу). Любопытных не пускай!
– Все-таки славно погуляли, – удовлетворённо закончил Васильич и растворился в рассветной дымке.
А я ничего не стал убирать: в голове сильно гудело. «Видимо, контузия»,– решил я и рухнул на скамейку. Сны на этот раз мне не снились. Мозги надышались пороховым дымом, оглохли и тут же уснули.
Глава 11. Васильич повёл меня в рабство
Васильич повёл меня в рабство. Моё мнение его не интересовало.
– Провода не забудь, – единственное, что он соизволил сказать. И повёл.
– Что? Куском хлеба будешь попрекать? – поинтересовался я, вспоминая черных груздей в сметане.
– Да ты не бойся! – протянул Васильич своё коронное.
– И не получится, – оптимистично заверил я, – продовольственного эмбарго не будет, у меня есть деньги!
– Это очень хорошо, – ответил Васильич, – у тебя есть, а у Агафьи Ивановны – нет. Вот и окажешь ей материнскую помощь. Свет в сенях сделаешь и денег немного дашь. Да ты не бойся!
– Я, в конце концов, живу в правовом, демократичном государстве, и имею право…
Взгляд Кукушкина заткнул мой рот. И последние слова я доел. После небольшой паузы Васильич произнёс:
– Не говори этого никогда, чтобы не прослыть неумным.
«Я думаю, а он-то знает», – подумал я про себя и не стал спорить. Но Агафью Ивановну не взлюбил заочно.
Мы подошли к высокому деревянному забору, состоящему из тонких стволиков деревьев, набитых вертикально на две перекладины. Перекладины тоже были когда-то стволами деревьев, но большего диаметра. Они крепились к столбам, врытым в землю. Ну а столбы? Только самые достойные деревья в лесу становятся столбами! У моей бабушки тоже был такой забор. И я вспомнил его особенность. Через него нельзя перелезть. При попытке ухватиться за верх вертикального стволика, он тут же накренялся на тебя. А его гвоздик выходил из зацепления с верхней перекладиной. Ничего не оставалось как вернуть все на место, с силой втыкая гвоздик в трухлявую древесину перекладины.