Угодный богу (Шаляпина) - страница 100

Сановник опустил глаза.

– Я говорил со скульптором, – продолжал Амонхотеп IV. – Я увидел человека с твердой волей и спокойствием от уверенности в своей правоте. Он не скрывал истины и не боялся говорить о ней. Я хотел запугать его, но это не подействовало. Теперь я вижу, то рассудил правильно. Хоремхеб, я знаю о неприязни к простолюдинам, знаю озлобленность и мстительность знатных египтян. Так совершаются подлые убийства неугодных. И поэтому я говорю тебе: следи за тем, чтобы Тотмий был в добром здравии и прекрасном расположении духа, а если с ним случится несчастье или смерть, отвечать за это будешь ты, мой мудрый сановник.

– Почему, о божественный? – Хоремхеб растерялся окончательно.

– Потому что ты хочешь его гибели, – невозмутимо отвечал фараон и улыбка затаилась в уголках его губ. – Я не держу при себе аристократов, только твои знания позволяют тебе пребывать подле моего трона. Поэтому я предупреждаю тебя – стань другом Тотмия.

– Что? Что я слышу, о божественный? – в исступлении вскричал Хоремхеб. – Мне стать другом какого-то иноземца?

– Я начинаю сомневаться в твоей разумности, – бесстрастно молвил фараон.

Эти слова отрезвили сановника, он перевел дыхание и попытался взять себя в руки.

– Я понял, о божественный, – смиренно улыбаясь, поклонился он. – И принимаю твою волю.

– Я рад, мой сановник, что слова мои достигли твоего разума, – в тон ему ответил Амонхотеп IV, и эта фраза вызвала новую вспышку огня в душе Хоремхеба, но тот уже настолько овладел собой, что вместо гнева выдал добродушную улыбку.

– Ступай, почтенный Хоремхеб, – велел фараон.

И сановник ушел. Этот урок был ему на пользу. Никогда более не раскрывал он своих чувств и подлинных мыслей, а фараон был доволен им и никогда более не расставлял своих хитрых ловушек, ибо считал, что Хоремхеб изменил аристократической сущности. Но бывает ли такое, и верил ли в это сам фараон?

Много лет преследовал его один и тот же сон. Порой Амонхотепу казалось, что он это видел еще до своего рождения. Обычно видение приходило во время короткого отдыха в послеобеденную жару. Оно втягивало Амонхотепа в скользкую черную воронку, похожую на длинный коридор, в конце которого не было ничего, кроме темноты: не было земли, солнца, людей, не было самого Амонхотепа. Вырваться оттуда он мог, только проснувшись, и при пробуждении ощущал себя разбитым, подавленным и опустошенным. После этого он несколько часов был болен. Он не рассказывал никому об этом сне, он искал разгадку, но ее не было. И всякий раз сон повторялся до мельчайшей детали, тем самым мучая Амонхотепа еще сильнее. Он избегал дневного отдыха, но сон приходил порой и ночью: из года в год. Казалось, конца этому не будет. Но в этот раз что-то изменилось во сне. Может, потому что он приснился перед рассветом? И Амонхотеп увидел свой сон, и он не был страшен.