Конец апреля выдался неожиданно теплым – распустились первые весенние цветы, в воздухе вот уже несколько дней держался запах той особой, чуть горьковатой, клейковины, которая обволакивает лопающиеся на деревьях почки. Такой запах бывает только весной, и Ася очень любила это время пробуждения природы. В тот день у нее было большое «окно» между уроками, она неторопливо шла домой обедать. Думалось о том, что вот уже много лет ходит она по одной и той же дороге, где до боли знакома каждая трещинка на асфальте, каждый камень на обочине. Из этих лет складывалась ее жизнь – обыкновенная и внешне счастливая. «…Так чего ты хочешь еще? Перемен? Зачем они тебе, глупая? – разговаривала сама с собой Ася. – Вот у тебя появилось теперь каратэ – тоже на долгие годы. Путь воина, путь совершенства. Так говорят. А куда этот путь ведет на самом деле?.. Неизвестно».
На старый орех, который Ася помнила еще маленьким деревцем, тяжело плюхнулись слёту две вороны, на дорогу посыпались сухие ветки. Вороны закаркали, завозились, что-то не поделив. «…Не сильно-то я похожа на воина, – усмехнулась Ася, засмотревшись на птиц, – движения выучила, дисциплине подчиняюсь. А дальше что? Смогу ли я себя на самом деле защитить? И как в таком случае проявляется совершенство? Да, красота воинских искусств неоспорима, если ничего об этом не знать. Я теперь знаю. Немного. Но я никуда не продвинулась. Новые знания пока абсолютно бесполезны, потому что в реальной жизни я их применить не могу. Да и на мои семейные отношения они повлияли не лучшим образом. Так, может, мне это не нужно? А что тогда взамен?»
Впереди показалась знакомая фигура – местный бомж-алкоголик Вова-Молдаван. Ходил Вова, подпрыгивая. Если сильно был пьян – широко расставлял ноги, как моряк на палубе, держал равновесие. Его густые, неопределённого цвета, волосы всегда были всклокоченными, лицо синюшным, глаза заплывшими. Никто не знал, где и чем он жил. Подрабатывал, где только мог, заработанное пропивал. Ася не любила его – каким-то образом Молдаван втерся в доверие к Глебу – постоянно ошивался у него в гараже, был на подхвате, выносил мусор. Клянчил деньги Молдаван мастерски – начинал жаловаться на здоровье, спрашивал, чем помочь еще, по-хозяйски оглядывал потолок: «Побелить бы…», – намекая на то, что работы лично у него еще хватит. Глеб его прогонял: «Приходи трезвый, тогда работу дам». Молдаван приходил. А когда получал вожделенную ценную бумажку, харя его расплывалась в улыбке, обнажая гнилые зубы, и он шутовски кланялся: «Благоде-етель ты наш, Глеб Алексеич!»