– Смотри, чтобы наши ни с кем не общались, технику не показывали, в паре с чужими не работали. Те, залетные, занимаются спортивным каратэ, вот пусть и прыгают по татами, как петухи, это их проблемы. Еще следи за тем, чтобы вежливы были с президентом и лишнего не болтали. Ваше дело – отметиться. И домой.
«Интересно, – подумала Ася, – что там за семинар, если Учитель так боится? И почему сам не едет? Ассоциация едина, все наши сертификаты подписывает президент. Неужели и здесь есть какие-то противоречия? Мы ведь не закрытая школа, чтобы соблюдать такую таинственность. Или уже закрытая?»
– Во-первых, меня никто не послушает, потому что я самая младшая по поясу, а во-вторых…
Но Учитель вспылил, лицо его стало багровым:
– Ты поняла, что я тебе сказал? – и намеренно подчеркнул слово «тебе».
– Поняла, – Ася опустила глаза, сжала губы, и эти жесты внутреннего несогласия окончательно вывели из себя Учителя. Он резко развернулся на пятках и ушел прочь, показывая всем своим видом, что она еще слишком тупа, чтобы его понять.
Ася осталась стоять на месте, мысли ее прыгали, словно белки по деревьям: «Чего он от меня хочет: чтобы я управляла ими, что невозможно в принципе, или чтобы я доложила о поведении каждого? Впрочем, его желание знать всё о своих учениках вполне понятно, тем более что мы едем без присмотра. Но неужели он думает, что я способна доносить? С другой стороны, я ничего не знаю о правилах школы каратэ, я здесь только второй год. А если так принято? Но это неправильно!» Вопрос остался нерешенным, Ася решила подождать с выводами.
Сборы были недолгими. Каждому были даны личные наставления при закрытых дверях, и Ася подозревала, что не одна она была озадачена приказом следить за другими. Потом был общий инструктаж. Учитель выглядел недовольным, он явно не хотел отпускать их ни на какой семинар. Но пренебречь приглашением президента значило потерять его доверие и возможность находиться в составе международной ассоциации. И потому измученные указаниями ученики – Молчун, Ахмед, Рита и Ася – с огромным облегчением оказались, в конце концов, одни на вокзале. Молчун как старший торжественно держал в руках пакет с коробкой элитных конфет и бутылкой коллекционного шампанского. Он молчал больше обычного, на вопросы не отвечал. Взгляд его стал совсем загадочным, губы поджались, искусственная полуулыбка не сходила с лица. Казалось, он совсем потерялся где-то на просторах восточной философии, пребывая в полумедитации. Когда сели в поезд, Молчун положил подарок в угол кушетки и, забыв о нем, беспечно проспал на коробке конфет всю ночь.