Свирепая нежность, или Двенадцать писем сокровенного человека (Шаграев) - страница 28


…Конфликт был, есть и, видимо, будет главной составной не только общественных отношений, но и движущей основой саморазвивающейся личности, вступающей в жесточайшие противоречия со своими убеждениями и верованиями; на исходе уходящего века конфликты в моей стране усложнились, – наряду с их извечными открытыми и скрытыми формами появилась совершенно самостоятельная – откровенно-наглая разновидность; ее проявлением стала гибель людей даже из властных структур – гибель тех, кто оказывал влияние на становление правовых отношений в сфере экономики.

И приходится с грустью констатировать: возможно, будущие столкновения ходят рядом.

От них не отгородиться заборами.

Не спрятаться за железными или стальными дверями.

Не укрыться за металлическими решетками или жалюзи на окнах.

Отгораживание от внешнего мира металлом стало знаковым выражением времени.

Сначала оно характеризовало боязнь жестокостей реальности.

Затем трансформировалось в начало отчуждения людей друг от друга.

И я испытал новое, доселе не знакомое ощущение, – горечь оскомины.


– Папа…

Я обернулся.


Ольга смотрела как никогда до этого, – с чувством глубоко затаенного страха.

– Что будет, если одичают люди?

– Плохо будет, плохо, и – даже очень…

Я кивнул на то, что осталось от котенка – обслюнявленную, с неприятно торчащими, слипшимися комочками шерсти, разодранную зубами эрдертерьера голову котенка с вытекающим правым глазом.


Письмо девятое

ТИШИНА


И теперь думаю: сколько пройдено за последние годы?..

Последние два десятка лет моей жизни – эпоха.

Я увидел собачий оскал национализма конца 80-х, начала 90-х годов ХХ века.

Познакомился с ксенофобией.

Потерял страну, в которой родился.

И, если смотреть в перспективу, проблематично, чтобы малый, средний и крупный бизнесы образовали непротиворечивый уклад; окажется ли их становление несовместимым с произволом и неожиданностью поведения людей, ориентированных только на себя и свой успех?.. К тому же еще не сложились социальные институты государства, способные выработать механизмы принадлежности к стране, способные воспитать иной социально-психологический тип человека; если это и случится – то не скоро, и все вспоминаю тихий, несколько приглушенный большим объемом поточной аудитории голос профессора кафедры литературы и литературной критики своего факультета Галины Андреевны Белой: «Мы живем в удивительной стране, у которой никак не срастутся корни и крона», позже у Хосе Ортега-и-Гассета прочитаю: «Какой видит себя наша эпоха? …Может быть так: она выше любой другой и ниже самой себя» и задохнусь от проницательности великого испанца.