Почему она вообще решила, что убийство произойдет быстро? Кальмаров было много, а вот таких как она зрителей, куда меньше. И каждый норовил пробиться ближе и нанести хотя бы один удар. Несчастный почти не кричал – не иначе как ему попали сильно по грудине или по горлу – Соня в этом не разбиралась, но от этого лишь отчетливее раздавались сочные увесистые удары, иногда сопровождаемые хрустом.
Соня почувствовала поднимающуюся к горлу горечь и попыталась протолкаться из круга наружу. Странно, светлым днем посреди двора под открытым небом ей было страшно и не хватало воздуха.
У неё уже почти получилось, но навстречу ей попался Радик. Глаза его были широко раскрыты, но Соня точно знала – её он сейчас не видит. Рот его был перекошен и выскальзывающие из него звуки Соня с трудом смогла сложить в повторяющуюся фразу.
«Что. вы. Делаете. Звери. Что. Вы…»
Он чуть нагнулся словно перед броском и сжал кулаки, когда его за пояс перехватил Эдик и оттащил в сторону.
– Держи своего парня, сейчас не посмотрят и забьют тоже, хоть и смысла в этом не будет, – холодно бросил он Соне.
А когда та послушно схватила Радика за руки, не давая броситься на помощь жертве, Эдик отпустил его и проскользнул ближе к бродяге. Он не ударил ни разу, но смотрел при этом так жадно, что Соня поняла – Эдик тоже не сумел перешагнуть через себя и убить. И тоже теперь питался крохами.
Бродяга уже не кричал, он хрипел, с каждой минутой всё тише. И Радик словно умирал вместе с ним, всё слабее вырываясь из крепкой хватки Сони, которая сама не могла понять, как ей удается его удержать. Наконец Радик всхлипнул и вывернулся из её рук, но снова на помощь бродяге не бросился, а уткнулся лицом в её куртку и обеими руками закрыл уши.
– Уходит! – неожиданно резко выкрикнул Суббота. – Всем смотреть!
– Радик, ты должен, – шепнула Соня, вытирая слезы тыльной стороной ладони и мечтая сплюнуть горькую вязкую слюну, скопившуюся во рту. – Иначе это будет напрасно.
– Пусть, – еле слышно прошептал тот, но повернулся, продолжая вздрагивать с каждым вздохом. И Соня смотрела тоже.
Она была уверена, что никогда не поймет, когда этот несчастный окончательно умрет – он уже некоторое время не двигался. Но к своему ужасу она это не поняла, а почувствовала. До сих пор она видела смерть только как свершившийся факт – вроде мертвого двоюродного дяди в гробу на похоронах, или же в кинофильмах. Там всегда так зрелищно умирали, истекая кровью, с остекленевшими глазами и выпавшими из рук предметами. А здесь просто вот был человек или окровавленный, но живой кусок плоти, в который его превратили убийцы, и вот его нет. Их стало меньше в одно мгновение на этом пятачке грязного двора.