– Извините, – сказала я. – Не хотела, так получилось.
Толстушка извиняться не спешила, грозно нахмурила тонкие выщипанные брови и набросилась на очередного противника.
– А ты, сморчок! Да что ты понимаешь, философ! Да я тебя, да я…
Мужик, понятное дело, в долгу не остался.
– Нет, ты не курица! Ты свинья…
Дослушивать их перебранку я не стала, быстро-быстро все доела и побежала прочь из кухни.
Позже, уже лежа в кровати, я почувствовала запоздалый стыд. Да уж, повела себя как базарная баба. Начала что-то кому-то доказывать, угрожать. Чую, завтра утром мне будет неловко снова сесть вместе со всеми за стол.
– Ты еще пожалеешь, тварь, – услышала вдруг неприятный шепот. – И скоро…
Питра. Ее кровать располагалась рядом с моей. И эта истеричка не преминула оставить последнее слово за собой.
После инцидента на кухне она вернулась в комнату молчаливая и насупленная. Ни с кем не говорила, не кричала, на меня не смотрела. Быстро улеглась в постель. И вот когда остальные уснули, решила показать свою подлую натуру.
Отвечать я не стала, молча повернулась на другой бок и закрыла глаза.
Завтра будет новый день и, возможно, я снова увижу Самуэля.
Завтрак прошел спокойно. На удивление. Толстушка молча ела, остальные сделали вид, что вчера ничего не произошло. Вот и славно.
Я воспрянула духом и даже мысленно простила Питру. Что с нее взять, истеричка, она и есть истеричка. Не от хорошей жизни в мастерскую Мошано попала. Вслух я, правда, ничего не сказала. Вряд ли мое извинение будет воспринято правильно.
В мастерской все шло своим чередом: мастерицы шили, вязали, вышивали, плели. В общем, с чистой совестью отрабатывали те крохи, которые платил градоначальник. Я тоже спокойно себе вязала, про себя мурлыча мотив песни, что услышала по дороге на работу.
Тут дверь, соединяющая мастерскую и зал, открылась. На пороге появилась кэра Мошано. То, что она была зла, я поняла моментально, от Тельмы буквально разило яростью. Невольно я сморщила нос, как от неприятного запаха.
– И не криви лицо, Ревиль, итак, страшная, как грех! – рявкнула она. – Живо ко мне!
От возмущения у меня выпало из рук вязание. На миг захотелось метнуть спицу прямо в это породистое лицо, но я мотнула головой, отгоняя это желание.
– Живо!
Тельма резко развернулась на каблуках и удалилась в свой кабинет. Был и такой в салоне. Там она встречала особо богатых и нужных клиентов, поила их чаем, вела беседы, в общем, всячески располагала к себе и покупкам в ее салоне. Там же чихвостили особо провинившихся. Туда же направилась и я.
Мастерицы проводили меня одновременно настороженными и сочувствующими взглядами. Все, кроме Питры, конечно. Ее взгляд пылал злорадством. Я сделала вид, что ничего не вижу. Аккуратно разложила вязание на столе, чтобы не убежала ни одна петля, и поплелась к Тельме.