– Не может быть, дети не улыбаются в таком возрасте. Тебе показалось.
– Нет, не оказалось. Я точно видела: она сначала чихнула, а потом улыбнулась. Сейчас Илье позвоню.
– Может, не стоит его отвлекать на работе? – Наталья Юрьевна с сомнением покачала головой.
– Да он обрадуется, вот увидишь! Наша дочка улыбнулась первый раз в жизни – это же счастье!
Илья долго не отвечал, а когда снял трубку, скороговоркой произнес:
– Аля, только быстро, у меня операция.
– У тебя всегда операция, но послушай меня сейчас. Это очень важно.
– Говори!
– Представляешь, Любушка мне улыбнулась!
– Ты поэтому звонишь?
– Да,– растерялась Санька.
– Отключаюсь. До вечера.
Санька опешила. Муж должен был разделить с ней радость этого события, должен был завизжать от восторга, как она. А вместо этого: «Отключаюсь». Слезы обманутого ожидания накатили, она еле сдерживалась. Наталья Юрьевна тихонько обняла за плечи:
– Не переживай, дочь, у мужчин родительский инстинкт рождается не сразу. Пусть он привыкнет к тому, что стал отцом. Все должно быть хорошо.
«Нет, не будет хорошо, ничего не будет хорошо. Теперь я знаю это точно». Вечером она отправилась спать, не дождавшись мужа.
Илья почувствовал-осознал, что Санька ускользает от него, что он утрачивает над ней контроль. Материнство придавало ей уверенность. Она быстро утверждалась в новой роли, ловко обустраиваясь в новой жизни. Ив этой жизни места для Ильи не находилось. Как умный человек, Илья Александрович понимал, что Санька его так и не полюбила, несмотря на то, что ей внушалось обратное. А ведь ему казалось, что женщины придумывают любовь, чтобы придать осмысленность своей жизни. Как врач, Илья Александрович осознавал, что его влечение к Саньке граничит с патологией, но лишить себя возможности обладать ею было выше его сил.
Итак, перед ним стоял выбор: играть по Санькиным новым правилам или потерять ее навсегда. Выбор сложный. Илья был человеком привычки, вернее, расписания. Он не любил совершать неосмотрительных поступков, нарушать долговременные планы, менять привычный режим. Он подстраивал людей под себя, не позволяя подходить слишком близко, чтобы не растрачивать свою энергию на пустое приятельство. Сам он ни в ком не нуждался с тех пор, как умерла мама. Умом он хорошо понимал, что родившуюся дочь должен любить, но почему-то, кроме брезгливости, никаких других чувств она не вызывала. Но он принял решение и готов был терпеть ее слюни и сопли ради Саньки. Санька должна была остаться с ним навсегда, чего бы это ему не стоило.
Для начала он решил поговорить с тещей, чтобы расставить все точки над i. Разговор состоялся в тот же вечер за ужином.