Я продолжал ЛУПАСИТЬ себя и заметил, что боль от ударов по уже оформившимся синякам приобретает новые оттенки. Занятная деталь. От этой мысли, как и всего обострения в восприятии, было жутко. Какой же БЕЗДУШНОЙ ТВАРЬЮ я оказался! Обрадовался: нашел, чем смирить призраков из прошлого. Я свободен!.. И еще в голове крутилось признание, что люди постоянно умирают, в том числе насильственной смертью. Не увидь я эту сцену, пойди другой дорогой, он все равно бы умер, а я ничего бы не почувствовал, просто не знал бы. Его смерть не разрушила бы мою жизнь. И не разрушит. Ничего по-настоящему не изменит. Мне жаль его, но я позабуду, когда начну жить другими мыслями.
Хотел бы я знать, что подумал обо мне Господь, когда услышал это. Я просил Его дать знак. Пусть хоть поразит меня молния на месте или растерзает дикий зверь, я молил Его проявить Свою Волю. Но ничего не произошло. Я подумал о том, что глупо таить от Него свои мысли. Если я дурной человек, Он же знает это, верно? Если я достоин осуждения, пусть осудит – это будет честно. И мир не разрушится, и праведники от сошедшей на меня кары не пострадают, как не пострадал я от мести убивцев своему соседу. Я благословил Его Волю. И еще понял, что отныне хочу быть честным с собой и с Ним. Лучше я приду к Богу с открытой душой, чем буду пытаться искусно приукрасить себя, словно малодушные язычники. Он ведь знает все. Так буду же я хотя бы честным и да приму Его суд с поднятой главой и покойным сердцем!
Слова бежали быстро. Такой четкости и прямоты во мне давно не случалось. Все казалось простым и понятным. Я продолжал сидеть и философствовать, ни о чем более не заботясь, кроме как о том, чтобы разобрать нагромождения завалявшихся мыслей и навести порядок в душе. Но мою самоустроительную деятельность прервали.
Какой-то мужчина подошел ко мне и окликнул:
– Доброго вечера!
А я и не знал, что уже вечер. Осмотрелся, и действительно. Что произошло с течением времени? Я хотел ответить ему, но из горла не вышло ни звука. Тогда я улыбнулся, но и это телодвижение не далось. По его лицу я понял, что улыбка моя была страшной.
– Ты как? – спросил он, подходя ближе.
Появление живого человека лишило меня прозрачности в суждениях. Вопрос казался сложным, до крайности. Я бы даже сказал, он поставил меня в тупик. А в ответ на тупик сознание выдало эмоцию – я уже и отвык к тому времени от каких-либо чувств – неопределенного содержания, что-то единое из страха, раздражения, безысходности и жалости ко всему живому и умершему. Наконец я отозвался: я задрожал.