А когда пришел, меня ждали. Знали, что далеко не уйду, пока не дождусь возвращения караванщика. Были рады. Мы условились так: мне давали немного еды и вина (излишков я не принимал), наполняли лампадку, а приходил к ним рассказывать. Ни о каких проповедях, как прежде, я и сам ни разу не заикнулся. Я рассказывал истории, которые слышал или которые происходили со мной – простые и о жизни. Никакого ВЕЛИКОГО СЛУЖЕНИЯ. Так, бытовое сосуществование с другими. По утрам я еще помогал в работе – кому чем. По мелочи. Не задумываясь особенно, но было приятно. Иногда весь день в поте лица… Ну и гордился бы я моим нынешним положением прежде! А теперь все само собой разумеется, и том нет ни триумфа, ни награды. Отрада на медленном огне. А по вечерам я уходил в одиночество и жег костры. Пару раз мальчишки напрашивались со мной, но сидение без дела тяжело давалось им, а в пламени, кроме новизны, они ничегошеньки не видели. Я, если честно, тоже ничего особенно в нем не наблюдал. Никакого смысла, просто хорошо, просто нравится. Глазу ли, душе ли – не знаю. Забава легкая да тщета.
Тут пришел караванщик. Его путь тоже пролегал через Иерусалим и, в отличие от меня, ему было что рассказать про того самого Иешуа. Не слышал о нем, правильно я запомнил его имя? Не моя это история, раз уж не пересеклись пути, то и не нужно. Я так чувствовал. Все внимание деревни переключилось на новоприбывшего. А мне настала пора отправляться в путь.
Мы с ним переговорили про послание. Историей записки он был растроган. Оказалось, что даже слышал о моих похождениях на площади. В тот день он ходил на казнь того пророка, так что я не мог его найти. Но потом ему рассказали – между делом, среди прочих новостей. Он как раз снаряжал в Иерусалиме посланников туда, по маршруту к садовнику.
– Жаль, что мы тогда не пересеклись и ты не передал записку.
– Я потерял ее, – признался я.
– Бывает. А я подделал, – признался он.
– Да, я тоже думал об этом, когда боялся, что не найду. Вот только, правильно ли это?
– Не знаю. Но я бы не хотел, чтобы человек знал, что та самая потеряна. Мы можем поселить в его сердце лишнее огорчение. Я не смог. Может, я и не прав. Я лишь хотел… подарить человеку свет. И мы отправили послание!
Неправильно поступили – понял я, но виду не подал. И тем самым соврал ему так же, как он соврал садовнику. А так ли это важно? Если весть придет…
Уходя, я боролся с собой. Расслабился, разнежился – как тут опять бросаться в омут с головой? Я что-то такое обещал себе. Нет, Богу обещал… Главное ноги заставить идти, переместиться в пространстве. Это правильно, я знаю. И я шел до изнеможения. Мучал себя, чтобы отвязаться от мира, который обрел.