Пустота разбередила мою память. Тогда и начал вспоминать рисунки из сна и лица из яви. Сцены, картинки возникли разом, будто всегда были доступны, и больше меня не тревожили. Я знал, что они теперь всегда пребудут со мной и я обращусь к ним, когда придет время.
И вновь покой. Нужно было занять себя хоть чем-то, ради хоть какого-то движения. Я спросил себя, чего хочу. Не так уж многого. Жечь костры в память о ней, подумал я. И загадал Ему, чтобы мне удавалось каждый вечер сидеть и смотреть на пламя. Мозги зашевелились и сформулировали запрос: как мне это сделать? Нужно пламя и дерево. Древесина встречается под ногами, но лучше собрать в кучку. Для пламени нужна закрытая посудина, животный жир, тряпица и подпалить все это разочек. Жир выгорает, добавлять нужно.
Утром я зашел в ближайшую деревню. Там хорошо принимали странников и любили их слушать. Когда узнали про то, что я бывал недавно в Иерусалиме, спросили, не слыхал ли я о Мессии.
– Нет, я не слышал, – был честный ответ.
– Там, говорят, весь город развалился, когда его казнили!
– Было несколько землетрясений, – подтвердил я, – но больше я ничего не знаю.
– Расскажи, как оно было…
И я рассказал. Об ужасах, погибших людях. Когда говоришь, боль возвращается, но пускай. Не жалко. Почему бы не отдать людям то, что они хотят, если оно у тебя есть и тебе это почти ничего не стоит?
Мои слушатели были в изумлении. Чтобы привнести света, я рассказал о садовниках. Он выслушали с благодарностью. И ты не поверишь, один из них припомнил эту историю. Кто-то из их семьи путешествовал с торговым караваном и, совершенно точно, знал одного из посланников! Он скоро должен вернуться домой, мне стоит с ним переговорить.
Они были благодарны за рассказ. И спросили, чем одарить меня.
– Самую простую посудину, что не горит, да жира, чтоб поджечь.
Оно тут же возникло передо мной. Я оторвал кусок ткани на фитиль и спросил, где могу найти огонь. Показали. Теперь у меня была маленькая свеча. И я понес ее, закрывая от ветра, в Пустыню – к каким-нибудь ненужным деревяшкам. А еще был день. И кто-то незнакомый окликнул:
– Э! Человека ищешь? – спросил он с доброй насмешкой.
– Только если себя, – ответил я, подумав, и улыбнулся.
Древесина нашлась. Под ногами валялось, много – сколько нужно. Я зажег костер, и уселся, и смотрел на него. Хорошее глубокое чувство.
Утром, когда я проснулся, костер потух, лампадка осталась гореть. Я поднес к ней пальцы, и она согрела мне сердце. Горючего оставалось не так уж много. Пойти бы в деревню. Нехорошо, быть может, опять просить у людей-работяг… Захотят – откажут, прогонят. Я так решил.