Русская Дания (Кёнигсбергский) - страница 19


– Гарри, помнишь ту историю про висельника? – игуана моргнула левым глазом в знак одобрения, – так вот, он повесился! – игуана фыркнула.

– Говоришь это неправда? Ну да ладно, давай о нашем, о мирском… как тебе наша операция – говорил же я Эрнесту, отличных парней я взял в команду, таких нынче днем с огнем не сыщешь, – тут игуана приподняла голову в направление солнца и дважды моргнула правым глазом.

– По поводу огня, мы тут как раз реквизировали пару ящиков жидкости, которую некоторые именуют огненной водой. Ты что об этом думаешь? – тут игуана как-то даже неестественно, хотя это неправда, это было крайне художественно, скорее даже как высшая форма выражения танца, повернула голову в сторону капитана и шипнула языком.

– Я с тобой полностью здесь согласен. Но мы вот как поступим: встанем где-нибудь на площади, непьющим водку будем раздавать бесплатно, пьющим – по рублю. Или наоборот. Что скажешь?

– Игуана развернула голову в прежнее положение и молниеносным выстрелом выхватила из знойного воздуха запыхавшуюся муху.

– Ты знаешь, о чем говоришь, старина. Но нет, Гарри, убивать мы пока никого не будем, если только кто сам не сопьется. По-моему нет ничего прекраснее, чем умереть, подобно истинному русскому самураю, с бутылкой в руке. Да… преспокойно лежа где-нибудь со шляпой на голове, созерцая полет бабочки в свете лучей заходящего солнца. Хотя… – тут капитан бросил короткий взгляд на парней у себя за спиной, – может и не лучший вариант, конечно, ибо не единственный, – продолжил он, – хотя в принципе не такой уж и плохой, верно?

– В ответ игуана развернула лицом к капитану и закрыла глаза.

– Да, Гарри, все это звучит романтично, даже можно сказать сентиментально. Неужели ты обвинишь меня в излишней сентиментальности?

– Но игуана никак не прокомментировала реплику капитана и вошла в трансовое невозмутимое состояние, поэтому добиться от нее хоть какого-то осмысленного ответа не было уже никакой надежды.


Капитан недолго постояв подле рептилии на носу, пошел, минуя своих парней, к штурвалу – приближался весьма сложный участок пути, именуемый Узором.


***


Как известно, ни одна перспектива в России, включая перспективу проспекта, не может не включать в себя совершенно случайного бродягу. Кто этот бродяга? Часть городского интерьера, то есть элемент карты, или же что-то иное?


Там же где и всегда сидел Афанасий, у Афанасия не было ног, но это не значит, что они были ему не нужны. По сути, Афанасий мог бы отказаться от своих ног, если бы ему это вдруг захотелось. Прежде, он не мог представить, что ему когда-нибудь этого захочется. Но вот настал тот день, когда Афанасию вдруг захотелось. Нет, это не притча, не легенда, не сказка. Афанасий ехал по проезжей части, сидя на тележке, напоминая собой малорослого крепкого кентаврика. Проезжая мимо легкового автомобиля, так как до него легче всего дотянуться, Афанасий лупил со всей мочи кулаком, вооруженным боксерской перчаткой, по водительскому стеклу. Если водитель никак на него не реагировал, Афанасий обычно кусал зеркало заднего вида. Тогда водителю ничего не оставалось, кроме как открыть окно для того, чтобы покрыть благим матом низкорослого Афанасия. Но когда он открывал окно и видел, кто покушается на здоровье его драгоценного автомобиля, то вдруг смягчался и, пускай даже Афанасий не просил у него ничего, и казалось бы, у Афанасия не было на то никакого замысла, с нескрываемой радостью расставался с первыми попавшимися ему деньгами – держи, дружище – подчас, недокуренной пачкой сигарет. Но, к сожалению, Афанасий заботился о своем здоровье, и поэтому не курил. Сигареты он трепетно хранил и обменивал на недопитую другими бродягами брагу. Но так как он заботился о своем здоровье, он ее не пил.