Дождь лил пулями, насквозь пронзая его изношенное тело. Афанасий лупил по стеклу легкового автомобиля, но водитель, кажется, не слышал. Светофор красным останавливал автомобильный поток. Водитель мешкал, но через какое-то время он открыл окно, и протянул Афанасию кулак. Афанасий подставил под кулак свои широкие грязные ладони, но когда рука из автомобиля расслабила пятерню, из нее выпал обыкновенный бычок, который точно о пепельницу затушился об Афанасия. Афанасий сложил свои немые горсти с бычком в них, без каких-либо эмоций продолжая сквозь водительское окно смотреть в темноту автомобиля. Окно водителя медленно закрылось, и колонна автомобилей пошла дальше, минуя Афанасия, замершего, глядящего в свинцовое небо.
***
– Итальянский револьвер. Замечательно.
– Да, его мне в свое время отец подарил. Но беда в том, что у него боек сточен, поэтому из него уже не постреляешь. Так, если боек заменить, то тогда, конечно. Сколько угодно. Уже мечтаю, как домой вернусь, буду носить его как наган за поясом, и не скажешь ничего, а если кто пристанет, так я его взгрею. Да и не пристанет, буду его показно носить. Обожаю револьверы. Так, если его починить, то можно в него одну пулю зарядить и, в случае чего, всегда себе в висок выпустить. Здорово, по-моему, – говорил парень, управлявшийся с парусом.
– Итальянский револьвер. Класс, – экзальтированно произнес его приятель, но тут в разговор вмешался капитан.
– Револьвер? Это зачем тебе, мальчик мой, револьвер? Ты знаешь, что это штука стреляет?
– Конечно, кэп. Но так я буду неуязвим, тем более револьвер – это незаменимый атрибут романтического образа, который мы исповедуем.
– Романтического? – усмехнулся капитан, – мальчик мой, не понимаешь ты еще. Не свинец делает тебя неузвимым, читай, бессмертным, а люди, с которыми ты объединен общей идеей, – после этих слов, капитан живо, с огоньком, улыбнулся, чтобы его слова беспрепятственно достигли неокрепшего ума его подопечного.
Знойный день все продолжался. Мухи, комары. Яхта двигалась вперед, а командный состав на ней предался легкому умиротворению. Кто-то фантазировал о дальнейшем будущем, кто-то прокручивал в голове утренние события, кто-то просто бесился в экстазе – в общем, на палубе стояла легкая ясность, а также ясная легкость. Тот моряк, что бесился, слыл на яхте тем еще озорником – матросы зачастую не знали, что от него ожидать. У творческих личностей всегда что-то припасено в кармане на случай, если пространство вокруг них поглотится скукой: они готовы начать петь, танцевать, кататься по полу, игриво кусаться, возбужденно смеяться, быть может, экстравагантно кукарекать… В этот раз он решил изобразить какое-то взбесившееся животное, надев себе туфли на руки и прыгая словно очумелая лайка по палубе. Он бил своими руками-туфлями других моряков. Но по-дружески! Если другие давали ему отпор, то был один замкнутый парень, что всегда сидел в стороне и записывал что-то в свой дневник, не способный за себя постоять. Он-то и становился жертвой этого весельчака. Другие моряки, видя, что тот не может ничего сделать, пытались содействовать: