– о мой туалет! замечательный туалет!
только там я могу найти уединение!
пел он периодически, будто бы пытаясь пролезть в нутро поэзии, словно троянский конь возжелавший принести туда дичайшую погибель; он даже ходил в одно литературное кафе, где провоцировал краснобаев, а затем бил их по морде…………., это было что-то вроде нравоучительного нигилистического кулака, низвергающего напыщенные идеалы; бездушная хватка за наглые поэтические яйца; отправление вдохно-прихвостней в канализационную преисподнюю; депортация на грязную родину…
– профура в порфире!
шлюха в шелке!
проститутка – в простыне!
ночная бабочка – в ночнике!
блядь – в белье!
вскоре он стал поэтом номер один, и снискал среди этих горе-проходимцев уважение, поскольку не каждый мог позволить себе подобное; в этом его жертвы видели особую романтику, и будь их воля, сами стали бы подражать ему; но Комендант был один такой, и чтоб подражать ему в полном смысле этого слова, пришлось бы как минимум лишиться руки, а то и двух – ведь инвалид-поэт это поэт вдвойне. Так, его физическая ущербность помогала ему и поныне оставаться на этом своеобразном царском троне, принимать дары уважения и смотреть на плебеев свысока.
К тому же, перед всяким походом в это чудесное заведение, он пил отвар из особых грибов, который позволял ему чувствовать себя бодро и уверенно. Порой, его сознание помутнялось, и он видел странного, раздвающегося, а то и растраивающегося человека, который, с привычной ему завсегдатайской автоматизированностью, на всех своих сорока ногах, проходил к стойке и заказывал пять кружек «тёмного», а затем, разгорячившись, испускался слезами, червоточинами, горькими рассказами, пространственно-временными пертурбациями, желчной межгалактической пылью, и ввергал всех присутствующих в непосильное вселенское отчаяние, побуждая их к невыносимой и голой интимности с самими собой.
Никто и ничто не оставалось в стороне. Мухи, со всей своей стервозностью пикирующие в пропитанном хмелем воздухе, замирали в воздухе и падали; крысы устремляли свои лисьи мордочки в направлении этой гудящей эктоплазмы и тихонько прислушивались к ней; люди, в том числе и поэты, прекращали свои высокоинтеллектуальные стрельбища и стыдливо залезали под стол; пауки игнорировали дохлых мух и в страхе бежали в свои норы; комары игнорировали пауков и безрассудно летели к ним в паутину; лишь один Комендант, то ли чтобы щегольнуть перед толпою, то ли чтобы щегольнуть перед самим собой, оставался сидеть на месте, подперев правую щеку своей единственной правой рукой, и с бесстрашием гладиатора всматривался в бездну, которая пока что еще не всматривалась в него.