Русская Дания (Кёнигсбергский) - страница 90

– Вы не понимаете, я учитель! Меня сюда сам Чертанов определил!

– Ты разуй глаза! Тут все и так ученые! Нужен ты больно.

– Я буду жаловаться в соответствующие инстанции! Я доложу на вас Администрации!

– Мы тут сами себе Ад-ми-нис-тра-ци-я. Во как!


Распупин, глядя на собрата по несчастью, подумал: «Нет, видимо работа учителем мне не годится…» – досадовал он, после чего его любезно закрыли в чертоге, – видать прав был Чертанов: мне на роду написано: или – гроб, или – могила.


– Ты паскуда не расслабляйся! – обратился к Распупину адский вертухай, – завтра на прогулку пойдем!

– А чего мне напрягаться? Я прогулки люблю.. Особенно после обеда…

– Ну посмотрим.. посмотрим… Наши обеды как цикута – одноразовые!


Надзиратель дал Распупину по голове и запнул его задним копытом в камеру, закрыв за ним решетку.


– Да, вежливое у вас тут начальство..


Распупин осмотрелся: двухэтажная нара, унитаза и рукомойника не было.


– Действительно, зачем рукомойник, если у этих чертей-то и рук нет? Одни копыта! Но унитаз! Хоть бы дючку поставили, или очко какое! Хотя, с другой стороны, сколько тут чертогов-то – на всех унитазами не разживешься!


***


Среди сокамерников ему повстречались до пестроты разные арестанты. Там был Картавый – самый старый черт, Сиплый из простых.. Тот не стыдясь, испражнялся у всех на глазах. После чего открывал довольно популярную книгу Чертеля Чертко "Ублажать и убаюкивать". Он был философическим малым.


– Как появились тюрьмы? – спрашивал он, – А блять просто появились! В последнее время то и дело происходит нас с вами закрепощение, черти! Сплошной надзор! Доколе будем терпеть!


Но так как он боялся, что кто-то может отобрать у него его книгу, и впоследствии приобрести ту же значимость, что и он, сокамерник Сиплый умело пользовался каждым прочитанным листочком этого философского труда. Так, «причертно» посрав, он вырывал недавно бегло прочитанный лист бумаги, и подтирался им. Черт этот был скудного нрава. Но все его боялись. Когда Распупин спросил его, может ли тот поделиться с ним своим пойлом, тот резко ответил ему:


– А в глаз раз?


Ефим Георгиевич окончательно осознал, что попал в очень-очень неуютное место. Хоть черти были и гораздо меньшего роста, нежели Распупин, всем своим нутром он чувствовал, что расслабляться здесь ни в коем случае нельзя. "Засну и не проснусь" – того и блуждала в его голове отчаянная мысль.


Еще одной бедой для Распупина был товарищ Сиплого черт Жополиз. Он неустанно лизал Сиплому зад. За это Сиплый периодически делился с ним своими познаниями в области философской инфернологии. Черт, по его мнению, является промежуточной ступенью в превращении бесовской обезьяны в Сверхчерта. Но Сиплый еще не подозревал, что его философствование – лишь копание ямы самому себе. Ведь как его слуга будет оставаться Жополизом, зная, что может быть Сверхсуществом? Но пока Жополиз оставался лишь тем, кем он являлся.