В конце концов, всех надзирателей вырезали подчистую. В пределах той самой кирпичной ограды, которая окружала тюрьму, столпились освобожденные черти. Особо выделялся Распупин, сидевший на плечах у Чертокентия. Увидев, что восстанию не хватает организованности, и, проникшись симпатией к этим адским созданиям, он решил произнести речь, прежде попросив тишины. Он начал выкрикивать свои просьбы чертям, чтоб те утихли, но они не слушались, и тогда Распупин обратился к Чертокентию за помощью. Тот, не снимая Распупина с шеи, взял своими огромными ручищами случайного черта, и в назидание всем остальным задушил его голыми руками. Черти успокоились. На то они и черти. Распупин, осмотрев всю толпу, и убедившись, что ни один засранец больше не шумит, а некоторый даже и не дышит, произнес пламенную речь:
«Ах, черти – вечно страждущие заключенные. Долго мы терпели эту гнетущую несправедливость, это ненасытное злодеяние против чертовской природы. Но сегодня – начнется новая эпоха. Сегодняшний день станет переломным моментом для всей нашей тюрьмы. Дорогие мои товарищи. Друзья», – после этих слов из толпы ему кто-то шибко растроганный передал фляжку с копруем, и Распупин без стеснения выхлебал ее целиком и продолжил, – «Я понимаю, что мы живем в очень и очень тяжелые времена, когда свободы попираются полицейским сапогом, а смерть ходит за нами по пятам. Но вы должны уяснить одну вещь. Поймите, друзья, что здесь никогда не было иначе. Мы должны сделать все возможное для спасения нашего брата. Вы можете меня спросить, и я могу вам ответить: родину не выбирают. Но, хоть мы и родились здесь, интуитивно мы все ощущаем: родина она не здесь, а где-то там – вовне. Знаете, недавно я чуть было не погиб – но, спасибо нашему общему товарищу и моему горячо любимому другу, Чертокентию, на котором мне посчастливилось сидеть в данный момент – что спас меня от вил врагов. Находясь в шаге от своей смерти, практически вглядываясь ей в глаза, я осознал, что мы должны жертвовать собой ради большого дела, и, пускай, жертва означала бы смерть, мы должны быть готовы умереть ради нашей идеи, чтобы наши дети могли наслаждаться новой жизнью, новой жизнью в человеческом мире. А какие там комфортные условия для жизни! В людском мире люди живут и наслаждаются своим существованием, особенно в России!
До сего момента Распупин был захвачен неожиданной проникновенностью собственной речи, поэтому его высоко задранный подбородок просто скрывал от него всех тех, внимавших ему. Но в какой-то момент, не сбавляя оборотов, он решил оглядеться, изучить обстановку. То, что он увидел, его впечатлило. Пускай, выживших было не так уж и много, но выглядели они крайне устрашающе. Большинство из них были одеты в грязные оборванные, пропитанные ненавистью и скорбью, тельняшки, бушлаты, ватники, с нелепо сидящими на рогах бескозырками, кепками, пилотками и шапками-ушанками. На особо свирепых чертях на груди крест-накрест блестели в свете тюремных фонарей патронташи. У некоторых головы были перевязаны повязками как у японских ниндзя. У кого-то лица были вымазаны сажей, как у морских котиков. Кто-то стоял в борцовской стойке и рычал. Кто-то стоял, укрывшись канализационным люком как щитом, и неистово колотил в него вражеской конечностью. Были и карлики. Они для того, чтобы разглядеть Распупина, садились друг к другу на плечи, представляя собой стеллу из четырех, а то и пяти чертей. Но все вместе они стояли и слушали Распупина, передавая друг другу чарки с копруем, папиросы, улыбки и рукопожатия. На левой руке у каждого из них были красные от впитавшейся в них крови надзирателей нарукавники с изображенными символами: скрещенными вилами и баграми. Перечесть то и оружие, что было в их копытцах, не представляется возможным. Но то, что тронуло Распупина особенно, так это то, что многие были безоружны.