А меж ними, Ленина и Дзержинского, идёт Советская, это главная улица Угрюмска. Выехав по ней из города, попадёшь в Рабрыбхоз на окраине и посёлок совхоза «Победа». Там по нашим меркам хорошая дорога и ходит пригородный автобус «Угрюмск – Приморочный». До Приморочного где-то километров десять. И вот примерно посередине находятся Красные Гари.
Красные Гари – большой посёлок. Там консервный комбинат, дом престарелых и ещё не до конца развалившийся завод «Коммунар». Раньше на «Коммунаре» производили резиновые изделия, а теперь чёрт его знает.
Мы с Наташкой ездили к Клавдии Терентьевне в Красные Гари раза четыре. У неё ветхий, прохудившийся, деревянный домишко – в холода ветер продувает его точно насквозь. Но зато есть газ, потому и не так уж холодно. Клавдия Терентьевна отдаёт за газ зимой половину пенсии.
Бабке уже семьдесят с лишним, но она бойкая и неотстающая: знает современные веяния и живо интересуется жизнью. С утра до вечера смотрит телевизор – особенно то, где про любовь и отношения. Любит Диму Билана, а Киркорова и Баскова считает зашкваром. А недавно и телевизора ей стало мало, и она потребовала у тёщи ноутбук и чтоб провели интернет. Говорит, в телевизоре всё скрывают, а в интернете – ничего не скрывают.
Меня Клавдия Терентьевна приняла по-свойски. Повыспросила всё и сказала с едким прищуром: «Главное, парень, много не пей вина, а то хрен отвалится». А потом достала банку с домашней самогонкой и напоила нас с Наташкой так, что мы на следующий день едва разлепили глаза.
Но самое интересное то, что три раза из четырёх, когда мы у неё были, там гостил и Алексей Петрович, тестев отец. И уж теперь я думаю, что ничего мне на свадьбе не померещилось, и всё это неспроста.
Клавдию Терентьевну все у нас называют Терентьевной, а Алексея Петровича – Петровичем. Одной – семьдесят с лишним, другому – уже почти восемьдесят. Но чихать они хотели на тёщева духовника Афиногена – что он там проповедует про блуд и прочее – даже на склоне лет. Пока есть ещё тот порох в пороховницах. В общем, своеобразные они старички, Терентьевна и Петрович, не сдаются и не ложатся в гроб раньше времени.
Ну и да Бог с ними. А к совету Терентьевны я прислушался и много не пью. Личный-то пример, он завсегда заставляет прислушаться.
Петрович – тоже живенький дедок, болтливый и любит переливать из пустого в порожнее. У него такой высокий гнусавый старческий голосок, сидит с Терентьевной, пьёт чай, смотрит в окно и декламирует: «Вон Тонька куда-то пошла, сгорбатилась… да… Ветер сегодня… К теплу, пожалуй что, а передавали мороз… А у Тоньки-то шуба новая, Васька, наверно, привёз… У Васьки денег много… С жены снял и привёз… Ахэх…» Зевает и продолжает: «В магазине яйца подорожали… А желток бледный-бледный стал совсем, их, пожалуй что, уж не куры несут, а из сои вон делают… да… Пенсия десятого, а Тонька уж получила, видать, потому и идёт… Ночью мороз будет, передали давеча… да… Всё они там врут… У них ракеты и те падать начали… Путин он… Ой, глянь, Тонька чуть не упала…. Скользко… Эхах…»