Но она строго глядя на Дину потребовала:
– Проси прощения!
– Извините, – тихо произнесла сестра.
– Проси прощения как следует!
– Простите, пожалуйста, я больше не буду, – покорно проговорила моя дважды униженная сестра.
Толпа, удовлетворив любопытство, притихла и разошлась. Мачеха вернулась к своей приятельнице. А мы, не зная, что делать дальше, ещё долго топтались у чужих ворот.
Начинало смеркаться. Взявшись за руки, мы пошли в сторону своего дома. На двери висел замок. На крылечке Дина прижала меня к себе. Я поняла, как необходима ей сейчас мама. Впрочем, как и мне.
После ужина на кухне установилась тишина. Чистая посуда расставлена по местам. Блестит плита. Протёрт пол. Дневные дела завершены. Скоро ночь. Опускаю жалюзи. В холле бубнит телевизор. Мельком замечаю на экране надоевшую аудиторию политической программы, но всегда интересную моему супругу. Прохожу в кабинет, к нашим книгам. Здесь хорошо и спокойно. Ужасающие новости, говорливые политики, раздражающие серийные золушки остались за дверью. Здесь только книги. Безмолвные, пока не прочтёшь первые строчки.
Читать перед сном вошло в привычку, и не раз в течение дня предвкушала вечернее удовольствие. Даже подгоняю день, стараясь приблизить вечер. Удобно устроившись, включаешь бра и раскрываешь книгу. Не важно, на какой странице, и пусть ты уже знаешь сюжет. Таинство слов, магия мыслей автора уносит в пространство, называемое наслаждением, будто набираешься новых чувств изумления, восторгов, тихих вкусных радостей слияния со словом. Перелистывая страницу за страницей, следуя за автором, держишь в уме те строки, которые минуту назад восхитили, удивили. Возвращаешься, вновь и вновь поражаясь силе обыкновенных слов, впитавших мысль, переплетённых в предложении раздумьем, переживаниями героя, блаженствуешь. Закрыв последнюю страницу, ещё продолжаешь жить в событиях, переживать и долго сидишь, задумавшись в тишине ночи. А за окном другое время, другая жизнь.
Вчера дочитан, вернее, перечитан Драйзер. Сегодня начну, наконец, читать Синклера Льюиса. Почему-то прежде рука не тянулась к его томику. Их девять. Одних писателей перечитываешь, его же – обходила. Открываю. На первой странице красивый продолговатый штамп с затейливыми завитушками по бокам. Сверху два слова: личная библиотека, внизу фамилия и в центре номер: пятьсот десять. Листаю, и на пол слетает листок, листок календаря. Пожелтевший, воскресный, за тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. На оборотной стороне, с краю, почерком свекра написано: поздравить, с восклицательным знаком в конце. Кого же и с чем хотел поздравить он в том далёком году, в июне месяце?! Уже не спросишь.