— А в лесу чаво делала? — спросил один, выше и плечистее второго. Теперь вопрос походил на праздное любопытство, а не на угрозу.
— Так дорога туда вела. Другой не было. Не идти же мне назад.
— Из Подлеска пришла, — неизвестно чему обрадовался он. — Мы думали он вовсе исчез. А поди ж ты, живут. В лес-то нашинские давно ходить перестали. Как канава расти начала.
— Ее же перепрыгнуть можно?! — теперь мы шли рядышком, перед лениво трусящими осликами.
— Можно-то можно, а ну как исчезнет!
— Канава? — непохоже что-то. Скорее увеличиться.
— Лес. У нас так уже пятеро пропали. Ушли в лес по грибы и не вернулись. Пошли искать, а нетушки леса. Корова того, языком слизнула.
— Нету? — я оглянулась. Лес стоял на месте, а выглядел реалистичней некуда. — Вон же он. Я в нем была.
— Да разве же это лес? Так пролесок. Он раньше ого-го какой был, — мужик растопырил руки, показывая необъятный размер.
— Только как канава расти начала, и лес начал чахнуть. То один кусок пропадет. То другой. А вместе с ним и наши, что выскочить не успели. Мы теперь в него и не ходим.
Я сглотнула, представив собственные перспективы. Ну Фома, ну Лукич, хоть бы словом обмолвился. А то про грядущую гибель Сказании он говорил много и охотно, а про реальные опасности умолчал. Да и не пошла бы я, коли знала, что все так серьезно. У меня инстинкт самосохранения с детства на отлично работает.
Так-с, дохожу до Бажены Тихомировны, и через ее зеркало возвращаюсь обратно. Прогулка была интересной, но затянувшейся. Да и какая из меня спасительница целого мира?! Я даже сдобные булочки от самой себя спасти не могу. А тут мир…
Бажена Тихомировна оказалась вертлявой девицей едва ли старше меня. Она скорее походила на Василису Премудрую, чем на стража. Я ожидала увидеть ее похожей на Фому Лукича, а тут… не знаю, что и думать.
— Заходи, заходи, — посмеивалась она, видя мою оторопь. — Я не Баба-яга — детьми не питаюсь. Хотя накормить и напоить тоже могу. Птицу свою не забудь. Того и гляди свалится.
Я торопливо подхватила механического соловья, про которого, признаться, позабыла. Раздражал он гораздо меньше, хотя уже не пел, а надсадно похрипывал.
Завод кончился? Но больше издыхающей волшебной пичуги меня интересовала новая знакомая. Если я кажусь ей ребенком, в свои девятнадцать, то сколько же ей лет?
Ее домик радовал чистотой, беленой печкой, сундуками, лавками и полками, заставленными всякой невидалью. Чего тут только не было: чучела птиц и мышей, пучки сушенной травы, прозрачные камни, горшочки разной величины и пестики от крохотного до такого, что и зашибить не стыдно.