Сусеки (Бацуев) - страница 32

Андрей Тарковский

– Андрейка, Андрейка! Я нашёл глину, иди сюда! – кричал мальчик Бориска, который стал старшим по созданию колоколов. Он кричал, находясь в грязи, в слякоти. Эта сцена из кинофильма Тарковского «Андрей Рублёв».

Я обратил внимание, что у Тарковского всё в грязи и слякоти. И в «Рублёве» и в «Сталкере». Кажется, он без грязи не может. Смакует её. Все чумазые, не мытые. Девушки тоже на день Ивана Купалы все грязные. Тарковский словно не замечает солнышко и травку. Всюду пожар, всюду грязь. Русь в грязи, к тому же все чокнутые, истеричные, бешеные и придурошные. Нравится ему, когда люди ползают в грязи («Сталкер». Ужас!) Даже в конце фильма «Андрей Рублёв», казалось бы, колокол сделан, храмы расписаны, но и здесь Тарковский не обошёлся без дождя. Хотя бы сделал «слепой дождь» с просветом солнца. Но нет: дождь, слякоть, грязь. Конец фильма. Таков финал. Естественно, это неожиданное замечание, которое я вдруг ощутил, но оно не значит, что я не восхищаюсь Тарковским.

Воспоминания «У крыши дома своего»


Я присел на бревно у сараев, превратившихся со временем в гаражи, как раз напротив входных подъездов нашего некогда самого красивого в посёлке трёхэтажного дома с колоннами. Дом был построен в виде прямоугольного полуквадрота, внутри которого была площадка, на которой прошло наше школьное послеурочное детство. Здесь мы играли в прятки, «прячась» по подъездам и углам, гоняли футбол, набитый соломой – камеру трудно было купить даже в городе. Дом был, хотя и трёхэтажный, по центру было два этажа с двумя входными подъездами, а с двух других сторон дом обрамлялся тремя этажами. Посреди дома с крыши до поверхности земли была приставлена железная лестница, которая заменяла нам все спортивные снаряды: турник, шведскую лесенку, брусья и канат. На ней мы подтягивались, делали заднюю и переднюю вылазки, взбирались «на руках снизу и на ногах сверху» на крышу, где могли легко скрыться на чердаке, и спуститься внутри подъездов по пожарным лестницам, неожиданно оказываясь во дворе. Исполнилось полвека, как я покинул это пристанище. Здесь в этом доме и дворе прошли наши отроческие годы. В прошлом красивый дом сейчас разрушался, находился явно в аварийном состоянии, хотя люди всё ещё жили в нём. «Лихие» годы оставили следы бесхозности и запустения. Большие трещины зияли по стенам, угрожая рухнуть в одночасье. Только лестница была всё та же. И думалось, как это она своей тяжестью ещё не завалила дом. Но для меня эта территория – святое место, которое осталось в моей памяти навсегда.