— Два месяца, — ответила Людмилка, с нежностью глядя, как Ярик, сцепившись с Толиком, катаются по полу. — Мы с ним познакомились на сайте интернет-знакомств, но он сразу мне понравился. Перед первым свиданием он спросил, какие цветы я люблю, а я чисто по приколу возьми да ляпни: каллы.
— Ну, зная Ярика… — протянула я.
Людмилка просияла и активно закивала мне.
— Он и принёс свой, так сказать, натурпродукт, по кусочку в каждой баночке. Одиннадцать штук собрал! Баночки обмотал проволокой, сделал «цветам» ножки и каждый «бутон» обрамил лепестками туалетной бумаги. И сказал: «От сердца и кишочек дарю тебе цветочки!»
— Э-э… — я зависла, пытаясь всё это представить.
— Я ему: «Ого, как необычно! И красиво!» А он мне: «Только не советую нюхать всю эту красоту». Так мы и стали вместе, — поделилась она.
— Действительно… необычно, — всё ещё под впечатлением отозвалась я.
— Да! Мне ещё никто не дарил цветов из…
Из говна.
А Ярик вот подарил. И, сдаётся мне, любая другая девушка сбежала бы от него, зарядив ему по харе этой самой «красотой». Но везучий у нас товарищ: от армии откосил на полгода, ту самую особенную для себя нашёл. Остаётся только порадоваться за них. Совет да любовь.
***
И вот началась школа, к которой, как оказалось, я совершенно не подготовилась.
Господи! Ну зачем поэты понаписали столько стихов? А мне мучайся. Заставляют учить, чуть не из-под палки. Ну, не дано мне!
— Свои долги по литературе нам расскажет Наташа Пес… хм, Зорина, — пригласила меня к доске учительница. — Фёдор Иванович Тютчев. «Люблю грозу в начале мая…», пожалуйста.
Я начала:
Люблю грозу в начале мая,
Когда осенний летний гном…
Ой, простите, гром… — поправилась я.
В классе послышались смешки.
— Всё с тобой ясно. Два, — объявила учительница, не дав мне продолжить издеваться над творчеством Тютчева. — Ну хотя бы «Ночь, улица, фонарь, аптека…» Александра Блока ты можешь рассказать? Оно короткое.
— Д-да, конечно, — и я зажмурилась, чтобы вспомнить.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Один как прежде, и убит.
Убит! К чему теперь страданья…
Класс заржал.
Ну, с кем не бывает… По мне так все стихи на одно лицо. И поэты тоже. Что Лермонтов, что Блок. Всем им, видимо, так несладко жилось, что они писали, писали, писали… Жаловались на бытие, короче.
Мне и своих забот в жизни хватает, а тут чужие проблемы из прошлых веков.
— Садись, два, — махнула рукой учительница.
— Но я ведь учила, сейчас вспомню…
— Не надо. Ты уже и так достаточно опозорила великую русскую классику, — и она обратилась ко всему классу: — Вот наглядный пример, что замужество мозгов не прибавляет, — и снова ко мне: — Необразованные люди с узким мышлением неспособны надолго заинтересовать других людей. Это тебе пища к размышлению.