Начну там, где остановился. Итак, «доктор» ушёл готовить инъекцию, а я в страшной спешке сделал последнюю запись и спрятал блокнот в матрасе. Когда «доктор» появился со шприцом наперевес, я, взглянув в его еще более сузившиеся зрачки, отправил потенциального отравителя в нокаут (юношеские боксёрские навыки впервые пригодились мне в зрелом возрасте), быстро раздел его, уложил на свою койку и зафиксировал полотенцами. Он уже начал приходить в себя, но кричать не мог – я позаботился о кляпе. Подняв с пола откатившийся в сторону шприц, я ввёл его содержимое в бедро лежащего существа, которое уже не считал человеком, по крайней мере, на данный момент. Если я неправ, то успокоительное не принесёт ему вреда, и он останется жив и здоров. Если же прав – я действовал в пределах необходимой обороны.
На пике выплеснувшегося адреналина я действовал необычайно быстро и безошибочно: скинул свою больничную пижаму, натянул докторскую одежду, вынул из нагрудного кармана магнитный ключ-карточку и покинул палату, предварительно заперев её, чтобы доктора обнаружили как можно позже. Ориентируясь по схеме помещений клиники, висящей за дверью, я прошёл в кладовую, по записям в журнале отыскал свой шкафчик, открыл его с помощью той же ключ-карты и обнаружил там свою плотно набитую сумку (спасибо Пете и Маше!) Поскольку окна моей палаты выходили прямо на больничную стоянку, то я уверенно направился прямо к машине доктора (ключи обнаружились в кармане брюк, а в другом кармане – его бумажник) и быстро вырулил на шоссе, ведущее к Москве и дальше – в аэропорт.
Мне повезло: доктора до вечернего обхода, наверное, не хватились, потому что я спокойно купил билет в Париж по своему международному паспорту (он был в сумке), прошёл контроль, и через три часа уже покинул аэропорт Де Голля. Тут уже становилось горячо: меня могли объявить в международный розыск. Но я знал, что делаю. В Париже жил один из двух моих закадычных школьных друзей: он сколотил состояние в «дикие девяностые» и успел вывезти его и обосноваться как добропорядочный буржуа во Франции. Естественно, со связями в полукриминальной русской диаспоре, его коллегами по прошлым бурным временам.
В тот же день с новыми документами на имя французского гражданина (неважно какое, это имя мне тоже предстояло сменить), я вылетел в Рим, а потом во Флоренцию, где обосновался второй член нашего школьного братства. У него я провел первый месяц, пока успокаивался и обзаводился новым комплектом документов, а потом подыскивал себе жильё и работу. С моим знанием трех языков (французский, итальянский, испанский) и общим образовательным уровнем это оказалось нетрудно, и теперь я – научный сотрудник