В нашей миитской сети иногда появляются видеофайлы, фильмы, аниме неизвестного происхождения, и никто не знает, где их снимают, выяснить пока не удалось, они слишком быстро и бесследно исчезают. Но самые шустрые успевают скачать.
Профессор рассмеялся, и мне как-то легче стало. Похоже, он поверил в мою легенду. Ну а почему бы и нет? Я его раньше никогда не обманывала, мне даже стыдно. Очень. Тем более, что могла бы и не спрашивать, и врать бы не пришлось, все равно ничего, абсолютно ничего непонятно.
— Сомневаюсь, что на Ренхене сейчас развлекаются кинематографом, — профессор грустно улыбнулся.
— Вы правы, конечно, простите, — ответила я, — в общем, спасибо, дядя Макс, что уделили время, — я встала из-за стола и стала пятиться к выходу, — извините, что отвлекла из-за ерунды.
— Ничего, Ника. Не стоит извиняться. Мне иногда надо отвлекаться, а ты можешь обращаться ко мне в любое время и с любой ерундой, — профессор снова мне улыбнулся.
Еще раз скривив губы в глупой улыбке, я покинула столовую, повторяя про себя слова Регнера «В среду жду отчет. Место и время то же». Ну что ж, в среду в восемь вечера я снова буду в этой каморке на тридцать втором этаже…
***
Последними двумя парами у нас стояло физическое усовершенствование. Переодевшись в свою форму — черные плотные лосины и черную водолазку-боди — я поспешила на тренировочное поле. Лосины максимально обтягивают ногу, и при этом прекрасно тянутся, кожа в них «дышит» и абсолютно не потеет. И все это благодаря свойствам инновационного материала со смешным названием качакан, который на восемьдесят процентов состоит из добываемого из айи качака. Качак — это самый пластичный материал на всем Миите, форму для военных шьют исключительно из качакана, ну и в нашей академии тренировочные костюмы тоже из него. Материал очень дорогой, потому что технология добычи качака очень сложная, трудоемкая и затратная, но наша академия может себе это позволить, тем более, что финансирует нас правительство Герехтайта. Сзади на лосинах были два больших кармана, что позволяло припрятать туда какое-нибудь тайное оружие, сверху на мне — черное хакачное боди без горла с рукавами три четверти. В хачакне тоже присутствует качак, но всего процентов двадцать.
Я обожаю наши тренировочные поля, потому что сразу за ними — широкий, зеленый, величественный герехтайтский лес. У меня с лесом вообще особые отношения — еще будучи ребенком, я проводила в лесу огромное количество времени. Эдди постарался. Он говорит, что на Ренхене лес повсюду, и поэтому приучал меня любить природу. Каждые выходные мы выезжали из города и устраивали как минимум пикник, но чаще мы оставались там на ночь и летом, и зимой — вечно подогретая айей земля Герехтайта позволяет спать на ней в любое время года. Это всегда были волшебные выходные. Ночью, сидя возле потрескивающего костра и слушая пение ночных птиц и рычание выслеживающих свою добычу авархов, я обожала слушать рассказы Эдди о родной планете, красоты которой мне не суждено увидеть. Я завидую Эду. Он знал маму и папу, он видел величественные горы, широкие реки и вездесущие леса Ренхена. Эдди говорит, что Ренехен — один сплошной лес, как природный заповедник, и воздух там очень чистый, и дышится легко, даже города стоят практически прямо посреди лесов. Вырубка деревьев там была строго запрещена, и лишь изредка приходилось то или иное дерево завалить из-за его старости, например. Я же ничего о Ренхене и родителях не помню. Мне ведь было всего два. А с другой стороны, я не уверена, что смогла бы просто жиг дальше, пережив такое, потеряв все в одно мгновение, без надежды на лучшее, не зная, что будет с тобой дальше. Ведь отправляясь с Ренхена, не было никакой уверенности в том, что кто-то примет нас и пустит на свою планету — все космограницы были закрыты. Да и далеко не на каждую планету дядя Макс решился бы везти женщин и детей, хотя, если бы кончилось топливо, выбора бы не осталось.