После он спрятал пустую упаковку на место и пару минут стоял, задумчиво опираясь на посох. И с чего он решил, что выбрал верное направление, если нет ни единого ориентира. Когда эта мысль огненной стрелой пронзила уставшее сознание, Гордас начал кричать. Только голос едва-едва слушался, срывался на хриплый вой, захлебывался кашлем.
Страшно… Холодно… Отвратительно само понимание того, как ничтожна его жизнь посреди равнодушного болота, издревле существующего по своим законам.
— Мариона! Где ты? Есть ли тебе до меня дело? Зачем все это... Зачем...
Запрокинув голову к подернутому дымчатой завесой небу, Гордас даже глухо расхохотался от своей безысходности. И тотчас ощутил на своем плече тяжелое прикосновение.
— Я здессссь… Ты звал меня мальчик? Тебе было страшно и одиноко? А каково же теперь…
Скосив глаза в сторону, Гордас обомлел от ужаса, – по его плечу к руке сползал плотный бурый отросток, скользкий от болотного ила. Это был хвост мерзкой твари, медленно выбиравшейся из трясины. Но Гордаса поразило даже не само появление чудовища, не огромный его размер и форма то ли ящерицы, то ли змеи... Душа леденела от того, что длинная шея неведомого существа была увенчана прекрасной женской головой в обрамлении пышных красно-желтых волос.
Тряхнув огненной гривой, болотная тварь подползла ближе, и Гордас в мельчайших деталях смог разглядеть алебастрово белое лицо с тонкими губами, между которых порхала узкая раздвоенная на конце лента змеиного языка.
— Я хорошшша… Скажи, что нравлюсь тебе, мой мальчик?
— Кто ты?
— Та, к которой воззвало твое страждущее сердце.
— Мариона… Чего ты хочешь?
— Я голодна. Накорми меня.
Обескураженный ответом, потрясенный зрелищем мерзкой гадины с человеческими глазами, Гордас сделал неловкий шаг в сторону от верного посоха и провалился по пояс в чавкающую слизь. Тварь зловеще расхохоталась и теперь, распластавшись на брюхе, с чарующей улыбкой на багрово-красных губах разглядывала человечка, барахтающегося в вязкой грязи.
Гордас сдавленно выкрикнул в ее холеное лицо:
— Хочешь сожрать меня?! Ну, давай, только осторожно – не подавись.
Он замер и опустил веки, когда длинный язык коснулся его щеки, а ноздри ощутили неожиданно свежий аромат дыхания монстра.
— Ты наивен и глуп, мальчик. Боги вечно голодны, боги ненасытны, но им ни к чему жалкая плоть. человеков. Нам нужен твой страх и твое отчаяние, твоя похоть и твой гнев. Накорми же меня и, может быть, я тебя отпущу.
— Ненавижу!
— Мало… Слишком бедно и мало… Э-э, да ты едва дышишь, едва можешь что-либо чувствовать… В тебе не осталось даже такого изысканного лакомства как благоговейный ужас. Ничего, я тебе сейчас помогу!