«Костяные колокольца…».
Особенно жутко выглядели сами черепа, прежде вместилища дум и желаний их владельцев. Оскалившиеся и непримиримые в ярости последней схватки, некоторые из них, казалось, все еще хранили в себе пыл минувшей борьбы и не желали сдаваться даже после гибели тела. А вот другие выглядели истинными мучениками, безвинно пострадавшими по прихоти более сильного и безжалостного соперника.
Один из скелетов был прикован к опоре, вырубленной из камня наподобие креста. Высохшие колени подогнуты к ребрам, будто человек долго страдал от невыносимой боли, пока еще был жив. Раскинутые в стороны руки походили на крылья, лишенные оперенья, шейные позвонки искривлены, а челюсть задрана вверх и приоткрыта в безмолвном вопле.
«К кому ж ты взывал, бедняга… и нашел ли в ответ утешение…»
Гордас втянул голову в плечи и присел в тени каменного столба, ветер опять усилился - неподалеку раздавалось побрякивания и скрип цепей, сами кости терлись друг о друга, издавая зловещее шуршание.
Казалось, сад оживал на глазах - его обитатели двигались, вращали истончившимися суставами, скрежетали и стонали, создавая одну общую заунывную симфонию, способную лишить разума живого гостя, случайно забредшего в их обитель.
Жесткими ладонями Гордас стиснул уши, спрятал голову в коленях, но уже вскоре заметил, что различает слова заунывной песни:
О, Маракх, дети твои, стебли для жатвы скорби,
О, Маракх, вспомни живых, кто теперь мертвых вспомнит,
О, Маракх, плачь матерей, их сыновья - где же,
О, Маракх, ветром сухим пустыня уста смежит…
(с) М.Х. авт. ред.
А, может, то была лишь игра разума или новая шутка богини? Тонкой змейкой заползало в душу отчаяние, - он прошел лес, пролетел степь, пережил бурю, но как выбраться из этого склепа, Гордас не имел ни малейшего представления. Повалившись на бок, под рваный мотив костяного оркестра он забылся тяжелым сном.
Глава 4. Горячее дыхание пустыни
Его разбудил предрассветный холод. Тело сотрясалось от озноба, скрюченные пальцы едва могли согреться даже на голой груди. Но хуже всего было чувство жажды – оно-то и заставило Гордаса встать на колени и прижаться к влажной поверхности камня. Сначала лбом, потом пересохшими, растрескавшимися губами. Слишком мало…
Внезапно он вспомнил о гладкой металлической поверхности летмобиля, стоило навестить свою машину, если она еще на виду.
Уже равнодушно взирая на безмолвные экспонаты «костяного сада», Гордас добрался до места посадки и спустя недолгое время жадно слизывал капли конденсата с полированного купола, торчащего из остывшего за ночь песка. Мало… мало… Желудок сводило голодной судорогой, а вокруг торчали только груды костей, давно потерявших плоть.