За едой судачили о всякой всячине: и что привезли в кооперацию, и какого лучше материала взять на рубашонки детям, и почему на прилавки редко выбрасывают самый ходовой товар - ситец. Потом заговорили о сынках и дочках, которые в наш-то век совсем отбились от рук; не успеют повзрослеть, как разлетаются по свету, - все норовят в город, и разве только агрономы да учителя оседают в родимых местах.
- С образованием, вот и едут, - заметила Наталья. - На это обижаться не приходится.
- Да уж и правда. Нам-то, темным людям, езда была и невдомек, проговорила Аннушка, отпила из бутылки молока, вытерла уголком платка губы и продолжала: - Бывалыча, на соль денег не хватало... Хлеба, почитай, до весны но дотягивали, хоть зубы на полку клади... Теперь и в хлебе нет нужды, и работа ладится...
- А чего ж твой Митяй недовольство выражает? - поддела Христина, слывшая на селе языкастой и норовистой.
- Не городи, кума, - отмахнулась Аннушка. - Уж я-то муженька с коей поры знаю... - Она повременила и, видно, не удовлетворенная своим ответом, добавила: - Мой-то охапку сена обчественного не возьмет. А ежели и взял кого на заметку... Вот хоть бы тебя... чтоб сено не растаскивали... так за такое нужно не ругать, а премию давать.
- Я бы ему дала премию!.. - бойко, с каким-то непонятным намеком ответила Христина и расхохоталась.
- Свою премию вон жеребцу под хвост снеси! - оборвала одна из женщин, заставив Христину прикусить язык.
В это время где-то за вагончиком нежданно грохнул выстрел из ружья. От испуга Наталья даже опрокинула недопитое в бутылке молоко. Вихрем взметнулись с поля птицы, и только один грач затрепыхался на пашне.
Не помня себя Наталья подхватила сумку, побежала. С трудом поймала отчаянно бившегося грача. У него с узловато-сизой ноги медленно стекали бусинки крови. Грач глядел испуганно и даже в беде не выпускал из клюва червяка.
- Бедный, птенцам своим нес, - погладила его Наталья.
Она колебалась, не зная, что с ним делать. "Отнести домой, выходить, но у него же птенцы, они ждут и могут погибнуть с голода... А если перевязать? Честное слово, перевяжу и выпущу!" - улыбнулась Наталья, радуясь своей наивной мысли.
Присела на корточки и едва прикоснулась к окровавленной ноге, как грач нацелился глазами и больно клюнул ее в палец. "Глупый, да я же хочу тебя спасти..." - шептала Наталья и, слегка прижав под мышкой голову птицы, начала бинтовать ногу.
Сзади послышались чьи-то шаркающие шаги.
- Ощипала? - услышала Наталья злорадный голос и обернулась: перед ней стоял Паршиков.