Он ругал себя за эти мысли, зная Наташину патологическую честность и чувствуя ее любовь и преданность. Но все же… все же…
Антон высадил его у метро, и Андрей помчался через перекресток к новому корпусу по яблоневой аллее, всматриваясь в идущие оживленно болтающие групки студентов.
Вот мелькнула знакомая синяя курточка… Нет, совсем другая девчонка.
У входа несколько ребят подсчитывали мелочь, решая, что взять: две чекушки или одну пол-литра.
— Вас давно отпустили? — подошел к ним Андрей.
— А никто и не держал! — хмыкнул один из них. — Ты кого-то ждешь, что ли?
— Да.
— А в парке за корпусом посмотри, — махнул рукой парень. — Туда многие тусоваться пошли. За помин души.
— Спасибо.
Андрей сунул руки в карманы и не спеша углубился в переплетение аллей.
Он с улыбкой представил себе, как набредет на теплую компанию Наташкиных однокурсников. Как Наташка ойкнет от неожиданности, сунет кому-то недопитый стакан и радостно вскочит… И пролепечет смущенно: «Пока, ребята, за мной муж пришел». Какие у ее ребят будут обалдевшие лица!..
Андрей повернул в боковую аллею и вдруг остановился как вкопанный, не веря своим глазам.
В конце аллеи на лавочке в объятиях седоватого высокого мужчины сидела его Наташка!
Мужчина был с сединой, но не старый, можно сказать — в расцвете лет… худощавый… и как-то породисто красив… В руках трубка! Трубка! Это профессор… точно! Наташка говорила… как его? — Владимир Константинович! Последнее время она постоянно упоминает в разговоре это имя. И с таким восхищением!..
Андрей хотел в первое мгновение подлететь к ним и сказать что-нибудь злое и обидное. Он чувствовал, как в груди нарастает яростный ком… Но ноги словно приросли к земле. Он стоял как в ступоре и потрясенно смотрел на Наташу.
Профессор склонился к ее лицу, взял его в ладони… И Наташа потянулась ему навстречу и уткнулась лицом в куртку на груди. А этот Владимир Константинович порывисто прижал ее к себе, стиснув в объятиях. И они замерли… и он что-то ласково зашептал ей на ушко…
Андрей был больше не в силах смотреть на эту сцену. Он круто развернулся и бросился обратно.
Изменница! Коварная! Притвора! Двуличница! Он знал, он чувствовал, что она что-то скрывает… Недаром он помчался сегодня за ней — интуиция! Как же!.. Профессор!.. Да этот профессор ей в отцы годится! Бесстыжая!
Он чувствовал себя обманутым и оскорбленным. И еще было одно чувство, странное, как в детстве. Словно кто-то большой и сильный пришел и отобрал любимую игрушку.
…— Ну не надо больше плакать, успокойся, — ласково сказал Наташе Владимир Константинович.