В парадной за невысокой конторкой восседала сморщенная старушонка. На рукаве ее шерстяной кофточки красовалась повязка, сшитая из кусочков черной и красной материи. Бабушка исполняла роли сторожа и швейцара одновременно. Не пускать посторонних в свои владения — вот ее жизненное кредо.
— Молодой человек, вы куда направляетесь? — выскочив из-за конторки, словно ее ужалила пчела, и приняв борцовскую стойку, осведомилась старушенция, когда Андрей вошел в подъезд.
— Мне к профессору… — Андрей замялся. Существование «контрольного поста» оказалось для него полной неожиданностью. Меньше всего парню хотелось, чтобы его заметили нежелательные свидетели, ведь он готовился совершить преступление…
— У нас тут все профессоры, — сощурив глаз, подозрительно произнесла бабуля. — Вы к какому?
— Мне назначил встречу Мартынов Владимир Константинович, — Андрей старался выглядеть благодушным и говорить как можно более спокойным тоном.
— Из тридцать шестой квартиры? — облегченно вздохнула служительница порядка. — Я только что сменилась. Вы точно уверены, что он дома?
— Уверен, будьте спокойны, — пробурчал Андрей, направляясь к лифту. Он долго тыркал черную кнопочку, прежде чем до него донесся извиняющийся голос бабули.
— Не работает… — развела руками она. — Два дня уж как обещали починить… Но сами понимаете, всем сейчас не до этого…
— Да… Понимаю… — проговорил Андрей и начал подниматься по лестнице.
Он взбежал на девятый этаж на одном дыхании. Запыхался. На лбу выступили капельки пота. Сердце бешено колотилось, отзываясь тупой болью в висках. Эти физиологические проявления были вызваны не усталостью, а гневом, злостью, ревностью и бессильным отчаянием, охватившими Андрея.
Где профессорская дверь? Ах да, вот она. Аккуратная табличка с номером. Дерево любовно обтянуто добротной коричневой кожей. Резиновый коврик на полу. Лампочка в сверкающем чистотой плафоне освещает лестничную клетку. Андрей приложил ухо к двери. Прислушался. Тишина.
Он был слишком взволнован и боялся наделать глупостей, а потому не спешил обращаться к помощи электрического звонка. Импульсивно сжимая кулаки, он прислонился к стене и перевел дух. Он ровным счетом не знал, как повести себя, когда столкнется нос к носу с ненавистным сластолюбцем.
«Старый Казанова… — проносилось в его голове. — Хоттабыч долбанный… Решил поохотиться за молоденькими девочками, паскуда… Седина в бороду ударила… Ну, ничего, он у меня узнает, как, пользуясь служебным положением, разрушать семьи… Накачу пару раз в пятак, у него сразу пропадет вся охота волочиться за юбками. Пиявка плешивая… Или же сперва поговорить с ним по-хорошему? Выслушать неловкие оправдания, посмотреть, как эта скотина будет расшаркиваться передо мной и, брызжа слюной, просить прощения? Нет уж, сначала в пятак, а потом пусть извиняется… Хотя рукоприкладство не пройдет, еще, чего доброго, милиция повяжет… А пусть повяжет! Отсижу пятнадцать суток, буду подметать улицы, мне не привыкать. Береги честь с молоду, правильно в народе говорят. Стоит один раз уступить, так тебе сразу на шею сядут. Неужели я должен терпеть, закрывать глаза, когда эта профессорская крыса захочет в очередной раз соблазнить Наташку, когда он будет тянуться к ней своими мерзкими, скользкими ручонками? Лучше я умру стоя, чем буду жить на коленях!»