Климат Сусумана сверхсуровый, зимой морозы доходили до шестидесяти градусов. Поговаривали зеки, что эти места – самые холодные на земле. Люди мерзли, болели, нередко умирали от истощения. Умерших заключенных тихо хоронили и ставили таблички с номером – и конец! Когда видишь такое, так не хочется умирать! Да ведь никто потом не найдет, не прочтет молитву на твоей могиле! Так и сгинешь в неизвестности. Ходили слухи среди зеков, что недалеко отсюда и Долина смерти, при одном упоминании которой все умолкали от ужаса. Страх смерти напоминал о себе каждому. Любой из нас, если в чем-то провинится перед кем-то, мог исчезнуть в любой день и час. Люди умирали не только от мороза, но и от руки отморозков. Поговаривали, что даже краснопогонники особо не церемонились с неугодными, норовистыми, и при удобном случае, тех, кто посмел перечить им, пускали в расход «при попытке к бегству».
Что и говорить-то, приходилось выживать в нечеловеческих условиях, созданных человеком для человека.
Но при всех ужасах, лагерная жизнь имела и свои плюсы по сравнению с передовой. Во-первых, по тебе денно и нощно не бьют из пушек и пулеметов, не бомбят самолеты. Во-вторых, все-таки есть какой-то порядок, закон, хоть и жестокий. И шанс выжить несравненно выше, чем на войне.
Сначала было очень тоскливо, но постепенно начал привыкать к новой обстановке. Я принял все это спокойно, как неизбежность.
Лагерные дни тянулись медленно. Интересно, когда месяцы и годы идут однообразно, то скучная череда серых будней тянутся, кажется, бесконечно. Но когда все-таки проходит это время, и ты оглядываешься назад, то оно кажется тебе коротким отрезком пути, окрашенным в один невыразительный серый цвет. Вот так, небогатые событиями первые пять лет прошли сравнительно тихо, если не считать мелких склок и столкновений зеков, окриков начальников и рутинную работу. В Сусумане добывали золото, поговаривали, что здешние прииски считаются одними из самых богатых на земле. Мне повезло – работал на лесозаготовках. Пилить лес все-таки легче и привычнее, чем дробить камень в стужу. Жили в длинных, низких каменных и деревянных бараках, с железными ограждениями, построенных самими же зеками. Кормили сравнительно неплохо, скорее всего, не от жалости, а просто как необходимую рабочую силу. Горячая тюремная баланда казалась такой вкусной после тяжелой работы.
Лишь интересные рассказы и жаркие споры разношерстных зеков – политических, военных и уголовных, представителей разных национальностей – вносили какое-то оживление в наши серые будни. Их разговоры развлекали, возмущали, будоражили кровь, будили мысль. Наслышавшись всякой всячины о политике и политиках, после долгих размышлений, я пришел к выводу, что политика – вещь сложная, многослойная. Политик думает одно, говорит другое, делает третье, ожидает четвертое, преследует пятое, получает шестое.