Брайер: – Профессор…, это Вы мне…? Это же ценнейшие раритеты… .
Фасмер: – Ну, конечно, раз уж вас ко мне прислали, должен же я сделать из вас достойного руководителя славянских народов. Начнём с азов.
Брайер (утвердительно): – Вы надо мною смеётесь, профессор Фасмер.
Фасмер:- Смеюсь. Но книги всё-таки возьмите. Маргарита проводит вас в комнату для занятий. Положите их там. И, когда будете приходить ко мне, будете читать. Из дома выносить – категорически запрещено. «Супрасльскую рукопись» и Соболевского возьмите сейчас же, читайте, а «Житие» положите вот сюда на стол, мне пока нужна эта книга.
Оборотившись к Маргарите Вольтнер:
– Маргарита, дорогая, проводите молодого человека, познакомьте его с нашим домом и, как тут всё заведено. А я ещё поработаю. До свидания, студент Брайер!
Маргарита и ошарашенный Брайер идут к двери кабинета, но тут ефрейтор спохватывается.
Брайер (делая несколько шагов в сторону, к лежащем на полу автомату и форменной фуражке): – Извините, профессор, я должен это взять с собой!
Фасмер (смеясь): О! Мне это точно не понадобится! Моё оружие – знание!
Брайер (вешая автомат на плечо, обнимая шапку и книги): – Да, у Вас, профессор, ausgezeichnete Bibliothek, превосходная библиотека, можно сказать – величайшая. Я уверен, такой нет даже в крупнейшие университеты.
Фасмер (довольно): – Не надо преувеличивать, молодой человек, в Берлинском университете собрана огромная и уникальная коллекция книг, американцы тоже не дураки, скупили по всему миру немало раритетных изданий. Спасаясь от большевиков, я, конечно, спас и свою библиотеку. Признаюсь, в революционной неразберихе Российской Империи, когда многим было не до книг, я сумел добыть редчайшие фолианты, в единственном экземпляре, иначе они погибли бы в печках-буржуйках.
Маргарита: – Герр Фасмер, Вы расскажете о том, как спаслись из железных лап красных большевиков?!
Фасмер: – Не сейчас, юная фройляйн, не сейчас. Ступайте….
Они уходят.
Фасмер вновь поднимается из-за стола, проходит по кабинету до двери. Останавливается перед дверью, прикрывает её плотнее. Разворачивается, идёт назад к столу. Останавливается у окна. На улице идёт мелкий моросящий дождь. Берлинцы с поднятыми воротниками, под зонтами спешат в разные стороны. Коньяк в бокале, согретый тёплой рукой, гармонизирует пространство за окном и в кабинете.
Смеркается рано.
Сцена 9. Железная бумага
Берлин. 1940 год. Кабинет Фасмера.
Фасмер стоит у окна. Где-то в глубине дома слышится звонок. За окном уже неразличимо темно. Только тусклые фонари едва пробивают осеннюю хмарь. Но зелёная лампа уравновешивает бесприютность улицы и уют кабинета. Незримые аромат и терпкость коньяка напоминают об ушедшем лете, о чём-то дальнем.