Быстро насытившись, братья начали переглядываться, толкая друг друга под столом. Первым не выдержал Сергей.
– Прошу прощения у пана Адама, спасибо за гостеприимство, но у нас со Стасем есть парочка неотложных дел. Если позволите…
– Какие еще дела? – встревожилась Софья.
– Мам, – Стась встал, всем видом давая понять, что они с братом уже достаточно взрослые, что их решение свято не стоит на него покушаться. Пан Адам изобразил на исхудавшем лице улыбку, должную означать учтивое одобрение. Смотрелась она, впрочем, жутковато, будто оскал черепа, отчего маленькая Ганна даже от испуга открыла полный еды рот. Так бы и сидела, если б не мягкое прикосновение маминой руки.
– Что ж, ничего не имею против, панове. Древо жизни и зимой пышно зеленеет. Так устроен мир. Спасибо, что уделили нам частичку вашего внимания.
Скомканно раскланявшись, под удивленными взорами Софьи и Мишки, братья испарились, будто их и не было. Не успела Ганна вслух пожалеть, что братики не попробуют эти вкусные песочные пирожные, вылепленные в форме лебедей, как беседа приобрела серьезный характер. Девчонку тактично увела Аделя, пообещав той показать маленького жеребенка.
– Выпьем за мое последнее застолье.
Пан Адам посмотрел на Мишку грустными и слегка затуманенными болезнью глазами. Молча поднял старинный келих с бордовым, будто свежая кровь, вином.
– Пан Адам, нельзя гневить Бога. Только ему известно. У каждого свой срок, – выдавила из себя ободряющую улыбку Софья.
Мишка замер. Уж чего-чего, а нытья и меланхолии за паном Еленским не замечалось никогда.
– Пани София, будем считать, что пан Езус посылает мне недвусмысленные намеки, что дело движется к закату. Но сейчас не об этом. Меня волнует судьба Михаила.
– Да все нормально у меня, пан Адам.
– Не культурно перебивать старших, – заметила Софья, понимая, что старый калека ведет разговор к серьезной теме.
– Так вот. Мне бы хотелось оставить нечто памятное моему кхм… воспитаннику. Нет, не так, – смутился вдруг всегда уверенный в себе старик. – Моему другу. Да, как это ни удивительно. Да! Другу.
Пан Адам натужно закашлялся, приложил к ставшим вдруг пунцовыми губам льняную салфетку, выхаркал на нее сгусток крови и, едва смутившись, тут же бросил ее жаркое пламя камина.
– Имение и счета разгребут родственники, которых я в глаза не видел, таково уж римское право, ну, не нам менять традиции предков. Но книги. Библиотека. Немного наличности. Был бы рад, если б вы, пан Михаил, приняли. На память.
– Да не надо! – попытался протестовать Мишка, но осекся под суровым взглядом матери.