Человек щурился, поправляя круглые очки-велосипед. Волевое лицо его было бесстрастно, лишь по шевелению поджатых тонких губ и редким задумчивым почесываниям гладко выбритого черепа, можно было сделать вывод, что он напряженно думает, и от дум его зависит, как сложится судьба очень и очень многих людей.
За укутавшим двери шинельным сукном, не дающим теплу землянки выскользнуть на морозную стужу, кто-то неуверенно поскребся, затопал, сметая остатки снега с валенок березовым веником, тактично, давая время хозяину подготовиться к визиту. Гость даже слегка покашлял, как бы испрашивая разрешения войти, но мялся, все еще не решаясь постучать в дверь.
– Заходи, Войцех, – человек в землянке бесшумно, по-кошачьи, переместился изугла за стол.
Двери приоткрылись, в облаках морозного пара нарисовался поджарый мужичок лет сорока. Он привычно поправил модные довоенные усики, сощурил хитрые глазки, пытаясь скрыть смущение. На лице его было написано, что он безмерно уважает и слегка побаивается командира, хотя сам – парень лихой и не робкого десятка.
– Батька Булат, вот всегда удивляюсь, откуда ты знаешь, кто там за дверями, – Войцех улыбнулся, как ему казалось, широко и открыто. На самом деле на лице деревенского хитрована читалось все что угодно, кроме простоты. Чертики в глазах выдавали и крестьянскую смекалку, и веками воспитанную хитрость, и житейскую мудрость, решительность, и готовность к риску – все те качества, которые необходимы толковому партизану. К слову, в послужном списке «простачка» были блестящие тактические операции, слухи о которых обросли такими подробностями в отрядной среде, что давно превратились в легенды.
– Ты правой ногой загребаешь при ходьбе, – командир снял очки и прицелился цепким взглядом прямо в переносье Войцеха. – И не называй меня батька, за глаза – терплю, а для тебя я Станислав Янович или господин генерал, как больше нравится.
– Ну, дык… – смущенно загреб в затылке матерый диверсант, окончательно утратив дар речи.
– Ладно. Не заморачивайся, присядь. Знаю, не чаи пришел гонять. Докладывай.
Войцех засопел, устраиваясь на неудобной лавке, бросил рядом с собой заиндевелые рукавицы и заговорил распевными интонациями жителей Западной Беларуси.
– Станислав Янович, такое дело, выследили мы этих махновцев, что в нашей зоне крестьян грабят. Банда – двенадцать человек, уголовнички еще с царских времен. Народу порешили, твари, мама не горюй. Схрон у них на полуострове, пятнадцать кэмэ по болоту. Хорошо, что зима, и Лешка Тропейко все ходы знает, иначе потопли бы.