– Отчего ж нет. А то я сижу и думаю, кого там Мироныч и Курдеко на морозе рядом с землянкой маринуют?
Лицо Войцеха удивленно вытянулось. Нервно погладил холеные усики:
– Перекреститься иногда хочется, батька… ой, господин генерал. Откуда?!
– Мне по чину положено сквозь стены видеть, так и считай, – Стас, удовлетворенный произведенным впечатлением, вскинул бритую голову кверху и сказал требовательно, громко, чтобы слышно было за дверями жилища. – Введите пленного!
В низенький проем втолкнули тело изможденного бледного человека. Обессиленный, тот упал на колени, да так и остался полусидеть на земляном полу, опустив долу седую косматую голову.
Стас внимательно рассматривал безвольный куль тела. Ничто в этой куче тряпья не выдавало кровососа и жуткого убийцу, запугавшего местных бессмысленной и беспощадной жестокостью. Вот он, тот самый Призрак, описать которого могли лишь те, кто по случайности остался в живых после его ночных налетов и грабежей. Банда Призрака не жалела ни старого, ни малого. Насиловала, жгла, глумилась, обирая всех подчистую, пользуясь военным безвластием и безнаказанностью.
Бойцы сопели, переминаясь с ноги на ногу, ждали, что скажет батька. Стас же рассматривал безвольно обвисшего мужика и думал, что в мутной воде чрезвычайных обстоятельств обязательно заводятся вот такие, легкие на расправу, жадные до издевательств, быстрые, хватающие судьбу за мелькающий подол и бесстыдно насилующие ее сообразно своей извращенной фантазии, не имеющей ничего общего с чем-то человеческим. Как вши из грязи выводятся такие существа, чтобы пить кровь и делать и без того нелегкую жизнь военного времени хуже, страшнее, отвратительнее.
– Поднимите.
Коренастый Курдеко с ловкостью бывшего ветеринара, привычного к обращению с бессловесной скотиной, вздернул Призрака за шиворот кверху, будто невесомую тряпичную куклу.
Призрак был бледен и красив. Руки гладкие, никогда не знавшие труда, покрытые рыжим пушком волос, серый волчий позирк из-под кустистых бровей.
– Стоп. Взгляд! – внутри батьки Булата сработала какая-то пружина, заставившая биться сердце в ускоренном темпе, точно так же, как на Висле в четырнадцатом или в битве под Оршей в восемнадцатом, и под Мозырем, когда шансы выйти из окружения были мизерными.
Стас никак не показал своих чувств, но где-то глубоко внутри садануло холодом, злорадно зашевелился проснувшийся бес: лицо страшного Призрака не должно, не могло быть таким, но…
Пленник затравленно зыркнул на Станислава, видимо, тоже признав, презрительно сплюнул на пол:
– Вот и свиделись, Марута. Привет, брат.