Я отошёл слегка поодаль от самолёта, покурил - благо некий запас анашовых папирос был изготовлен мной ещё дома, в ночь накануне сегодняшнего отъезда - а после стоял и слушал, как Зюзель втирает Берсу концепцию своего будущего киношного шедевра. Несколько бойцов спецназа, прислушиваясь, даже начали отлынивать от погрузочных работ - которые, впрочем, и так уже лениво завершались сами собой.
- Что значит "Внутренняя Ичкерия"? - спрашивал Зюзель сам себе, и тут же сам себе отвечал, причём я слышал в его словах вечные собственные мегатренды, и как всегда этому не удивлялся, - "Внутренняя Ичкерия" это пространство мифа, заданного в архетипе. Я как бы только выбираю форму, а содержание вливается в неё само собой. Что нас интересует в русском воине? Его арийские корни? Невроз второй мировой, переросший в психоз вероломного нападения, проявившийся через поколение социальной паранойей? Нет! Раковая опухоль от нервов одного человека, а Чечня от глобальных нервов. Короче, сверхчеловеческих, типа того. Всё. Ну, это уже на монтаже - ритм, всё такое...
"Что ж... Похоже, "Внутренняя Ичкерия" уже заговорила сама за себя. О чём? Что нас интересует в русском воине? - попытался смекнуть я по итогам услышанного, - Пуля-дура, штык-идиот, грудь в кустах или голова в кустах, мой сурок в бурьяне неживой лежит..."
- Трудно искать чёрную кошку, в тёмной комнате, - задумчиво сказал Берс, - Особенно если её там негр...
Спецназовцы, слушавшие Зюзеля с Берсом, засмеялись и рассекретили им своё внимание.
- С телека, что ль, а, братва? - спросил тот, что был побольше ростом, в тельняшке-безрукавке и залихватски заломленном краповом берете на голове. Второй был полуголый и без берета.
Зюзель быстро достал бутылку вина типа крымский портвейн и так же быстро приготовил её к употреблению - открыл и движением фокусника извлёк откуда-то пластиковые стаканчики.
- Я тебе вот чего скажу, - сказал Зюзелю один из спецназовцев, - Ты режиссёр? То есть самый главный. У молодёжи что в голове? Правильно. Пузырьки от "Кока-колы". Реклама. Наш доктор, Старина Хэм, между прочим, с Баркашовым в Белом Доме сидел, в октябре 93-го. У него и спирт есть, и дозняк антишоковый, но он с этим строго. Нет - мы все с этим строго. Воюем, короче, помаленьку. С чехами, ебёныть!
Казалось, спецназовец неожиданно и приятно открывал в себе новый стиль разговорной речи - так мы все на него подействовали.
"Старина Хэм, небось, такой же литературоцентричный отморозок, как и мой друг кардиохирург Виталий... - подумалось мне, - Только с автоматом. Настоящий Старина Хэм тоже хорош - спас человека на войне, геройски поступил, а после бухал, сочинял книжки, приобрёл мировую известность, но всё равно бухал не переставая, а потом взял, да и застрелился на не такой уж и старости лет. Загадка психики? Главное - почему доктора то эдак обозвали - Старина Хэм? К такому доктору ещё подумаешь - идти или не идти. Хотя на войне обычно доктор сам приходить должен, без приглашения, так, кажется, заведено на войне..."