Старшего сына после школы забрали в армию.
Близнецы ходили в школу.
И материнское сердце Татьяны обливалось слезами от их исхудавших личик.
Татьяна приносила домой всю свою пайку с работы, но детвора росла, и этого было мало.
Она давно продала почти все свои и Галины шёлковые и уже и не шёлковые платья.
На четвертом году войны в затоне случилась эпидемия дифтерита. И Татьянины мальчишки подхватили её. Татьяна мечется между работой и больницей.
А малышам всё хуже. Их исхудалые, измученные личики глядят на неё с мольбой:
– Мама! Помоги нам!
Татьяна бежит к врачу, нянькам и снова на работу.
Там все ей сочувствуют. И заведующий не ворчит, знает, она и ночью свою работу доделает. Не бросит.
Однажды пришли проверяющие …оттуда. Татьяны не было на месте, и ей решили оформить саботаж в военное время, чтобы другим неповадно было бегать.
Её забрал «воронок »9 и отвез аж в сам Томск.
Татьяна плакала и валялась в ногах:
– Я не прогульщица! У меня дети в больнице!
Но в ответ слышала:
– То-то про тебя написали, что шёлковыми платьями торгуешь!
Но потом следователь сжалился над ней и посадил её не в лагерь, а в тюрьму.
Галине пришлось бросить институт и ухаживать нянькой за братьями – близнецами.
Ночью они оба, друг за другом умерли.
Галю пустили со слезами к матери на свиданья. И она не узнала свою красивую мамку.
Материн начальник помог вырыть на кладбище могилу, одну на двоих. Стояла ранняя весна. Могилу вырыли на взгорке. Весеннее солнышко припекало маленькие посеревшие личики перед тем, как их закрыли крышками.
Сразу после дня победы Галину мамку выпустили в честь праздника.
В Татьяне в чём только держалась душа.
Они пришли с дочерью и Семенычем, бывшим начальником Татьяны, на кладбище.
Майское солнце лупило нещадно. Из соседнего лесочка неслись птичьи трели. Бугорок начал зарастать травой.
Татьяна рухнула на землю, и казалось, что она сейчас отправится к праотцам вслед за своими сынками- последышами.
Семёныч влил Татьяне в рот стакан самогонки, с трудом разжав её зубы.
Домой её волокли вдвоем. Встречные, видя такую картину, почти вслух говорили:
– Ишь надралась!
Дома Татьяна пролежала почти в беспамятстве два дня, пока не пришла жена Семёныча:
– Вставай, Таня! Работа вылечит.
Татьяна, как робот пекла и варила, не ощущая вкуса. И только поздно вечером она садилась перекусить. И ей стало хватать полпирога и полстакана водки, чтобы заглушить жжение в груди. Немного боль отступала, Татьяна валилась дома на кровать, не в силах сама накрыть себя.
Галя не пошла больше в институт, насмотревшись за время работы в больнице на смертников.